Сообщение
Вигриб » 14 май 2020, 08:28
Catlin,
Да, ключевой диалог для меня по-прежнему тот, где Оноф говорит, что «писать – это для меня не всегда выразить какую-то идею, я пишу для того, чтобы забыться». Творчество - это для него то же самое вино, которое помогает сбежать из мира реальности в кокон своих представлений о том, какова она ему была бы надобна. Ведь творец – сам создает параллельную реальность, угодную ему. Он ею управляет, придумывая сюжеты в текстах (или картинах, музыке, режиссуре и тд), он ощущает себя Богом, а всё остальное из живой жизни, включая людей, воспринимает лишь как стационарные или движущиеся помехи для жизни в формируемом им коконе. В его творческом процессе сама Вселенная вращается вокруг него. Он жаждет этого, как алкоголик жаждает вина – ты это правильно подметила, он – эгоцентрист, он инфантилен, как играющий в драконов ребёнок, непременно побеждающий их и кайфующий от собственного величия. И это Торнаторе хочет показать в самых разных фильмах, касающихся творческой среды, как и то, к каким последствиям это может привести.
Я заметил, что ты педалируешь тему «перемалывания людей» Онофом, вроде как это ему доставляет такое же наслаждение, как процесс винопития, который символизирует творческий процесс. Оноф – собирательный образ одержимого творческим процессом истинного профессионала, он запойный своим делом, для него живые люди, даже самые близкие, не являются чем-то важным, чтобы задумываться над тем – перемол я там кого-то или не перемолол. Перемалывание - это у такого рода одержимого творца не цель, а лишь побочный эффект жизни в своём коконе параллельной реальности.
Эта мысль у Торнаторе и в Парадизо звучала: помнишь, в самом начале фильма сицилийская мама звонит сыну, маститому кинорежиссеру Сальваторе ди Вито, который вальяжно валяется в постели с очередной любовницей – она то и разговаривает с его мамой, а ему самому мама не интересна… он живет в своём коконе киношной жизни, где он творец и Бог-созидатель, зачем ему напоминания, что он всего лишь земной сын обычной мамы. Мама уже даже путается в именах любовниц сына, называя её именем прежней, и любовница трогательно поддакивает, что она - это именно та, чтобы не расстраивать маму Сальваторе лишний раз…она человечнее Сальваторе, которому мама стала безразлична, он живет в мире собственных иллюзий о том, какова есть реальность на самом деле, о том, что он – выше всех этих земных заморочек, ему ни мама, ни любовницы – никто не важен, он эгоцентрист. И только когда любовница закончила разговор с мамой, он вяло поинтересовался, что она там говорила? И услышал, что умер какой-то Альфредо, скоро похороны. Альфредо – был не просто наставник в детстве Сальваторе, который приоткрыл ему щель, чтобы протиснуться хоть как-то в так любимый им мир кино, пусть для начала став киномехаником. Альфредо заменил ему отца, погибшего на фронте. И это как-то торкнуло его к воспоминаниям о той поре, когда он был тем самым милым, человечным, непосредственным Сальваторе, чему уделено большее пространство в фильме, дабы показать контраст. Финал картины даёт надежду, что Сальваторе всё-таки очнулся, вышел из запоя, особенно, когда увидел киноленту из вырезанных пастором склеек. А вот несчастный Оноф не успел очнуться – застрелился, но Торнаторе несколько осветлил нуар тем, что он таки успел завершить книгу, которую писал не на потребу издателя, а от души, в стол…И Вергилий прочитавший её во время обыска, сказал, что это самая лучшая из всех книг Онофа. Возможно в ней он как-то размышлял на эту тему...
В известном смысле слова, эта же проблема эгоцентричного окукливания человека искусства в отрыве от реальности поднята и в Лучшем предложении. Ведь Олдман - формирует уникальную коллекцию – это тоже творческий процесс, которым он всецело поглощён, рассматривая свысока все, с чем сталкивается в земной жизни. Он оторвался от реальности, он беззащитен перед ней, эгоцентрист ведь - как ребёнок, инфантил. И вот итог.