Истории членов АА.

[nerv]

Джемма, привет Инна! Дураки вообще не обучаемы, умные на свойх и только мудрые на чужих ошибках

[jiffkha]

Меня зовут Эд, и я алкоголик (атеист),
Я обращаюсь к тем алкоголикам, у которых возникали проблемы с религиозным аспектом Программы АА, к тем, кто не принимает идею существования сверхъестественного существа. Позвольте мне заявить, что всегда именно люди давали мне силы, когда я нуждался в помощи.
Я принимаю то, что мне необходима большая сила, чем та, которой я обладаю, чтобы преодолеть тягу к спиртному. И я получаю эту возможность от силы, которая всегда рождается в АА. Я интерпретировал для себя частое упоминание Бога в Двена­дцати Шагах и в других случаях как силы, исходящей от других людей.
После полутора лет моей настоящей трезвости (до этого я пытался постичь Про­грамму АА в течение трех лет) меня постигла личная катастрофа. Я не приписываю себе выбор наказания за мои прошлые грехи, да я и не настолько тщеславен, чтобы думать, что Божество именно меня выбрало бы в качестве мученика. Конечно, есть доля иронии в том, что я стал калекой после определенного срока трезвости, а не во время запоя. Так или иначе, но доля юмора присутствует.
Я глубоко верю в человеческую мораль. Я уверен также, что враждебные побужде­ния могут быть нейтрализованы добропорядочным поведением и такими же действия­ми. По моему мнению, сумма такого поведения и таких действий и есть «Высшая Си­ла», которая в конечном итоге и одерживает победу над враждебными побуждениями.
Глава унитарианцев (религиозная община в США) говорил: «В мире, который уже потерян или скоро будет потерян, любая убедительная концепция Божественного Провидения, которая работает, любое проявление Божественного управления земны­ми делами позволяет опровергнуть утверждение, что единственной альтернативой Вселенной добра является враждебная или сатанинская Вселенная. Существует
гораздо более привлекательная альтернатива - нейтральная Вселенная, где люди жи­вут, находя средства спасения, без упования на рай или без ужаса перед адом. Люди могут увидеть, что жизнь имеет ценность не потому только, что так предписано Богом, а еще и потому, что достижения хороших мужчин и женщин, работающих все вместе с любовью и уважением, уже само по себе ценность и награда».
В течение двух лет я был одиночкой, имевшим возможность посещать пару собра­ний в год. К счастью, у моей жены было хорошее понимание алкоголизма (она в про­шлом - член Ал-Анона), и я мог обсуждать свои проблемы с ней ежедневно. Сейчас, несмотря ни на что, мы организовали группу АА в своем районе. Она собирается у нас еженедельно.
Я не мог принять АА или действительно настоящую помощь, пока не дал самому себе реалистичного объяснения Программы. Я все еще атеист, но я благодарный атеист.
Я не хочу менять АА, ведь оно работает для меня. Я просто хочу добиться боль­шего эффекта в привлечении людей рациональных. Их членство очень поможет АА.
"Думаешь ты особенный" брошюра издаваемая АА

[jiffkha]

КОШМАР ДОКТОРА БОБА

Один из основателей АА. Днем рождения нашего общества считается 10 июня 1935 года – его первый день постоянной трезвости.
До своей кончины в 1950 году он сумел распространить идеи АА среди более чем 5000 мужчин и женщин, страдающих от алкоголизма, и всем им он оказывал медицинскую помощь, не помышляя ни о какой плате.
В этом необыкновенном служении ему много помогала сестра Игнация из больницы Св. Фомы города Акрона, штат Огайо. В ее лице наше Содружество приобрело одного из самых больших друзей, когда-либо помогавших нам.

Я родился в небольшом местечке в Новой Англии с населением примерно в семь тысяч душ. Насколько я помню, моральный уровень жителей был гораздо выше среднего. Ни пива, ни спиртного в округе не продавали, если не считать принадлежавшего властям штата магазина, где, наверное, можно было раздобыть пинту спиртного, если удавалось убедить продавца в том, что это очень уж нужно. Без должных аргументов страждущий покупатель был обречен уйти ни с чем, то есть без того зелья, которое я впоследствии стал считать панацеей от всех человеческих бед. На людей, которые заказывали спиртное из Бостона или Нью-Йорка, большинство добропорядочных горожан смотрело с большим недоверием и осуждением. В городе было обилие церквей и школ, в которых я и начал свое обучение.
Мой отец пользовался репутацией хорошего специалиста; и оба, отец и мать, очень активно участвовали в делах местной церкви. Интеллектуальное развитие обоих было заметно выше среднего уровня.
К несчастью для меня, я был единственным ребенком в семье, что, возможно, и оказалось причиной моего себялюбия, сыгравшего столь существенную роль в том, что я стал алкоголиком.
На протяжении всего детства и до окончания средней школы меня более или менее принудительно заставляли посещать церковь, воскресную школу, ходить ко всенощной, присутствовать на вечерней молитве по понедельникам и иногда на проповедях по средам. Все это привело меня к решению – освободиться от родительского надзора и никогда больше не ступать на церковный порог. И этому решению я следовал на протяжении сорока лет, нарушая его лишь в тех случаях, когда обстоятельства подсказывали, что так будет разумнее.
После школы я провел четыре года в одном из лучших колледжей страны, где пьянство, казалось, было основным видом внеучебных занятий. По всей видимости, им занимались почти что все. Я участвовал в этом все в большей и большей степени и получал массу удовольствия без каких-либо забот относительно денег или здоровья. Кажется, мне лучше удавалось приходить в норму на следующее утро, чем большинству из моих собутыльников, которые в виде наказания (или благословения) страдали изрядной утренней рвотой после вчерашней пьянки. Ни разу в жизни у меня не болела голова, что заставляет меня думать, что я стал алкоголиком почти с самого начала. Вся моя жизнь, казалось, сводилась к тому, что я делал только то, что мне хотелось, без оглядки на права, желания или привилегии кого бы то ни было. Этот настрой все более усиливался с годами. С точки зрения пьянствующей братии, колледж я окончил с отличием, декан, впрочем, придерживался другого мнения.
Следующие три года я провел в Бостоне, Чикаго и Монреале, работая на одну крупную машиностроительную компанию: я продавал железнодорожное оборудование, газовые двигатели и многие другие громоздкие изделия. В эти годы я пил вовсю, пока хватало денег, но по-прежнему без серьезных неприятностей, хотя по утрам временами меня начинало “колотить”. За все эти три года я только как-то прогулял половину рабочего дня.
Потом я занялся изучением медицины, поступив в один из самых больших университетов страны. Там я принялся пьянствовать с еще большим усердием, чем прежде. Из-за моей способности выпивать огромное количество пива, меня приняли в одно из обществ местных выпивох, и вскоре я стал одним из его лидеров. Много раз по утрам, идя на занятия и даже будучи хорошо подготовленным к опросу, я с полпути поворачивал обратно в общежитие потому, что меня трясло, и я не осмеливался войти в аудиторию, боясь, как бы чего не случилось, если меня спросят.
Дела шли все хуже и хуже, и в конце концов весной к концу второго курса после затяжного запоя я решил, что не смогу закончить курс. И вот, собрав вещички, я отправился на Юг, чтобы провести месяц на большой ферме у одного из моих друзей. Когда мозги у меня прочистились, я решил, что бросать учебу глупо, надо вернуться и продолжить занятия. Вернувшись, я обнаружил, что руководство университета думает об этом иначе. После продолжительных споров мне разрешили восстановиться на курсе и сдать экзамены, что я и сделал к чести для себя. Но руководство по-прежнему не могло меня выносить, и мне было сказано, что в дальнейшем университет постарается обойтись без моего присутствия. После множества нелегких разговоров мне наконец выдали справку, подтверждающую сдачу экзаменов, и я перешел осенью того же года на третий курс другого ведущего университета.
Там мое пьянство настолько усилилось, что ребята из моего общежития были вынуждены послать за отцом, который проделал долгое путешествие в тщетной попытке вернуть меня на путь истинный. Его усилия, однако, мало подействовали, ибо я продолжал пить и при этом пил гораздо больше крепких напитков, чем раньше.
Добравшись до выпускных экзаменов, я вступил в полосу особенно сильного запоя. Когда я вошел на письменный экзамен, рука у меня тряслась так, что я не мог держать карандаш. Я сдал по меньшей мере три совершенно пустых вопросника. Меня, конечно, “вызвали на ковер”, и в итоге было принято решение, что я должен еще раз пройти весь курс обучения двух последних четвертей и согласиться с условием – совершенно бросить пить, если я хочу закончить учебу. Я сделал все, что требовалось, доказав начальству, что могу учиться и вести себя вполне сносно.
Я вел себя столь похвально, что смог заполучить весьма завидное для молодого врача место в одном из городов Запада, где и провел два года. В течение этих двух лет я был так занят, что почти не уходил из больницы, и, соответственно, не имелось возможности попасть в какую-либо передрягу.
По прошествии этих двух лет я открыл свой кабинет в центре города. У меня появились кое-какие деньги, множество свободного времени и заметные проблемы с желудком. Вскоре я обнаружил, что пара рюмок облегчает желудочные боли по меньшей мере на несколько часов, а потому оказалось совсем не трудно вернуться к прежним излишествам.
К тому времени выпивка стала серьезно сказываться на моем здоровье, и, надеясь избавиться от пьянства, я по меньшей мере с десяток раз добровольно заточал себя в одну из местных лечебниц. Теперь я оказался между Сциллой и Харибдой, потому что, если я не пил, то меня мучал желудок, а если пил, меня начинали терзать нервы. После трех лет такой пытки я оказался в местной больнице, где врачи пытались помочь мне, но либо я подбивал друзей принести мне тайком бутылку, либо отыскивал алкоголь в самой больнице. В общем, мое положение быстро ухудшалось.
В конце концов, моему отцу пришлось послать за мной доктора из моего родного города. Ему удалось каким-то образом привезти меня к родителям, и около двух месяцев я провел в постели, прежде чем осмелился выйти из дому. Здесь я провел еще пару месяцев, а затем вернулся обратно с целью возобновить обслуживание моих пациентов. Я думаю, что был как следует напуган случившимся, а, может, на меня подействовало появление доктора, а, может, и то, и другое вместе, но я не прикасался к спиртному до введения в стране “сухого” закона.

После принятия Восемнадцатой поправки к Конституции я почувствовал себя в безопасности. Я знал, что каждый по возможности закупит себе несколько бутылок или ящиков спиртного, но запасы скоро кончатся. Поэтому, заключил я, мало что изменится, если я буду выпивать понемногу. В то время я и не подозревал, что правительство своим решением предоставило нам, докторам, возможность приобретать практически неограниченное количество спиртного. Тем более не знал я о торговцах контрабандными спиртными напитками – бутлегерах – появившихся вскоре на горизонте. Вначале я пил умеренно, но потребовалось относительно немного времени, чтобы возвратиться к прошлым привычкам, которые так дорого мне обошлись.
В последующие несколько лет у меня развились две отчетливые фобии. Одна – страх, что я не смогу заснуть, вторая – страх остаться без спиртного. Человеком небогатый, я знал, что если не буду достаточно трезвым, чтобы зарабатывать деньги, то останусь без спиртного. Поэтому чаще всего по утрам я не выпивал, хотя мне ужасно хотелось, а вместо этого пичкал себя большими дозами успокоительного, чтобы утихомирить “колотун”, страшно меня мучавший. Время от времени я уступал этому утреннему желанию выпить и всего через пару часов оказывался в совершенно не рабочем состоянии. Это уменьшало шансы тайного пополнения вечером своих запасов, что, в свою очередь, означало бессонную ночь, тщетное ворочание с бока на бок в постели и вслед за этим утро с его невыносимой трясучкой. В последующие пятнадцать лет у меня хватило здравого смысла не ходить в больницу, когда я был в нетрезвом состоянии, и крайне редко я принимал пациентов, находясь в подпитии. Иногда в таких случаях я скрывался в одном из клубов, членом которых состоял, а время от времени снимал под вымышленным именем номер в гостинице. Но мои друзья меня обычно находили, и я соглашался отправиться домой при условии, что дома меня не будут “пилить”.
Если моя жена собиралась пойти куда-нибудь вечером, я во время ее отсутствия обычно делал большие запасы спиртного, тайно проносил бутылки домой и прятал их в угольном ящике, в желобе для грязного белья, над дверными косяками, на балках в погребе и в трещинах обшивки. Я использовал старые сундуки и чемоданы, старый мусорный бачок и даже ящик для золы. Бачок в туалете я никогда не использовал, поскольку это было слишком примитивно. Позже я узнал, что моя жена часто в него заглядывала. Бывало, я засовывал “четвертинку” в меховую варежку и зимой, когда рано темнело, забрасывал ее на крышу заднего крыльца. Мой бутлегер прятал выпивку для меня на черной лестнице, где я мог забрать ее в удобное время. Иногда я приносил спиртное в карманах, но их стали осматривать, и это стало слишком рискованно. Я также разливал выпивку по “мерзавчикам” (бутылочкам по 120 граммов) и засовывал их в носки. Это успешно проходило до тех пор, пока мы с женой не посмотрели “Буксир Аннушка” с Уоллес Бири, после чего эта носочная контрабанда накрылась.
Я не буду утомлять вас пересказом всех моих странствий по больницам и санаториям.
В течение всего этого времени наши друзья нас более или менее сторонились. Нас нельзя было пригласить в гости, потому что я наверняка надрался бы, а моя жена не осмеливалась звать кого-либо к нам по этой же причине. Моя фобия – страх перед бессонницей – принуждала меня ежедневно напиваться, чтобы заснуть, но, чтобы иметь деньги на выпивку на следующий день, я должен был оставаться трезвым в течение дня как минимум до четырех часов. Такой порядок с небольшими перерывами сохранялся семнадцать лет. Это был настоящий кошмар: заработать денег, купить выпивку, пронести домой, напиться, пережить утренний “колотун”, принять большую дозу успокоительного, чтобы быть в состоянии снова зарабатывать деньги, и так далее, и тому подобное до омерзения. Я регулярно обещал жене, друзьям и детям, что брошу пить. Обещания эти редко удерживали меня от выпивки даже в течение дня, хотя давал я их очень искренне.
Для тех, кто настроен поэкспериментировать, я хотел бы упомянуть так называемый пивной эксперимент. Когда впервые разрешили продажу пива, я подумал, что спасен. Я мог пить сколько угодно, ведь пиво-то считалось безвредным, никто никогда еще не был в стельку пьян от пива. Я, стало быть, мог пить его, сколько влезет. И вот, с позволения моей доброй жены, я набил пивом целый подвал. Прошло совсем немного времени, и я уже выпивал по полтора ящика в день. Я прибавил в весе четырнадцать килограммов за два месяца, стал похож на свинью и задыхался от одышки. Затем в голову мне пришла мысль – коль скоро от человека пахнет пивом, никто не догадается, выпил ли он что-нибудь еще. Я начал доливать в пиво кое-что покрепче. Результат, разумеется, оказался плачевным, этим и закончился пивной эксперимент.
Примерно в это время судьба свела меня с группой людей, которые привлекли меня своим явно счастливым видом, уравновешенностью и здоровьем. Они рассуждали совершенно раскованно, в то время как я страдал от постоянной робости, и они, казалось, всегда чувствовали себя легко и хорошо выглядели. Но самое большое впечатление на меня произвел их счастливый вид. Я был застенчив и чаще всего ощущал себя не в своей тарелке, здоровье мое было на пределе, и я казался себе жалким. Я чувствовал, что они обладают чем-то, чего нет у меня, но что могло бы мне помочь. Насколько я понял, это “что-то” было связано с духовностью, что не особенно меня привлекало, но я подумал, что это вряд ли мне повредит. Я уделял всему этому много времени и сил в течение двух с половиной лет, но по-прежнему напивался каждый вечер. Я читал все, что мог найти, и говорил со всеми, кто, мне казалось, мог что-либо знать.
Моя жена проявила большой интерес к моим поискам, и ее заинтересованность поддерживала меня, хотя я совершенно не чувствовал, что могу найти решение моей проблемы. Я никогда не узнаю, как удалось моей жене сохранить веру и мужество в течение всех этих лет, но она их хранила. Если бы не это, я бы давным-давно погиб. По какой-то причине мы, алкоголики, обладаем даром находить самых лучших женщин в мире. Почему они должны подвергаться таким ужасным мучениям, которым мы их подвергаем, я не могу объяснить.

В то время как-то в субботу одна женщина позвонила моей жене и сказала, что хотела бы, чтобы я зашел к ней вечером и встретился с одним ее другом, который мог бы мне помочь. Это было накануне Дня матери, и я пришел домой, набравшись, притащив с собой большой горшок с каким-то растением, который водрузил на стол, а затем поднялся к себе наверх и отключился. На следующий день эта женщина опять позвонила. Несмотря на то, что я чувствовал себя отвратительно, желая остаться вежливым, я сказал жене: “Давай зайдем”, – и заручился обещанием не задерживаться долее пятнадцати минут.
Мы вошли в дом ровно в пять часов вечера, а когда уходили, было пятнадцать минут двенадцатого. Еще несколько раз я беседовал с этим человеком, но уже не так долго, и сразу перестал пить. Этот промежуток трезвости длился примерно три недели, потом я отправился в Атлантик-сити на несколько дней на конференцию одного национального общества, членом которого я являлся. По дороге в поезде я выпил все виски, что у них было, и купил несколько бутылок по дороге в гостиницу. Это случилось в воскресенье. Я надрался в тот вечер, в понедельник продержался трезвым до вечера и напился снова. Я пил все, что хотел, в баре, а затем отправился в номер, чтобы завершить начатое. Во вторник я начал с утра и к обеду был вполне хорош. Я не хотел позориться и поэтому выехал из гостиницы. По дороге на вокзал я прикупил еще спиртного. Поезда пришлось немного подождать. Больше я ничего не помню, вплоть до момента пробуждения в доме одного из своих друзей в городе неподалеку от нашего. Эти добрые люди сообщили моей жене, которая послала за мной моего нового друга. Он приехал, привез меня домой и уложил в постель, дал мне выпить несколько рюмок в тот вечер и бутылку пива наутро.
Это случилось 10 июня 1935 года, и это был последний раз, когда я пил спиртное. С тех пор прошло четыре года.
Естественно, что у вас возникнет вопрос: “Что же сказал этот человек и что он сделал, и чем это отличается от того, что говорили и делали другие?” Необходимо при этом иметь в виду, что я довольно много прочел об алкоголизме и говорил с каждым, кто хоть что-нибудь знал или думал, что знает об этом предмете. Но это был человек, который пережил многие годы ужасного пьянства, который знал все мыслимое, что может пережить пьяница, и который выздоравливал тем самым способом, которым я пытался овладеть, то есть с помощью духовности. Он сообщил мне сведения об алкоголизме, несомненно оказавшиеся полезными. Гораздо более важное значение имел тот факт, что я встретился с первым человеком, знавшим по личному опыту то, что он говорил об алкоголизме. Иными словами, он говорил на моем языке. Он знал все ответы, и, конечно же, он знал их не из книг.
Это самое большое благодеяние – быть избавленным от ужасного проклятия, которое было на мне. Здоровье мое в порядке, я вновь смог уважать себя и обрел уважение со стороны коллег. Моя семейная жизнь протекает идеально, дела идут так хорошо, как только можно желать в наше неспокойное время.
Я уделяю много времени другим, тем, кто очень нуждается и хочет исцелиться, рассказывая им о том, что узнал сам. Я делаю это по следующим четырем причинам:

1. Из чувства долга.
2. Потому, что это доставляет мне удовольствие.
3. Потому, что, делая это, я возвращаю свой долг тому, кто потратил время на то, чтобы передать мне эти знания.
4. Потому, что каждый раз, когда я это делаю, я как бы приобретаю дополнительную гарантию против собственного срыва.

Свернуть

В отличие от большинства членов нашего Сообщества, мое влечение к алкоголю существенно не уменьшилось в первые два с половиной года соблюдения трезвости. Эта тяга проявлялась почти все время. Но не было случая, чтобы я был близок к тому, чтобы поддаться соблазну. Я, бывало, очень расстраивался, когда видел, как мои друзья выпивают, и при этом знал, что я не могу, но я приучил себя думать, что, хотя у меня в прошлом было такое же право, я им настолько злоупотреблял, что оно было отнято у меня. Поэтому нечего ныть по этому поводу, ведь никто в прошлом насильно не вливал мне в рот спиртное.
Если вы думаете, что вы являетесь атеистом, агностиком, скептиком или обладаете какой-либо иной формой интеллектуальной гордыни, мешающей вам принять то, что написано в этой книге, мне вас жаль. Если вы по-прежнему думаете, что у вас хватит сил выиграть схватку в одиночку, что ж, это ваше дело. Но если вы на самом деле по-настоящему хотите бросить пить раз и навсегда и искренне чувствуете, что нуждаетесь в помощи, мы знаем, что способны предложить решение ваших проблем. Оно действительно поможет, если, следуя нашим советам, вы проявите хотя бы половину того усердия, которое вы демонстрировали, стараясь раздобыть еще чего-нибудь выпить.

Отец ваш небесный да не покинет вас никогда!

[jiffkha]

Меня зовут Дивив, и я алкоголичка (15 лет).
Когда я впервые пришла в АА, я не могла быть алкоголичкой. Это невозможно в 14 лет. Единственная дочь из троих детей и, к тому же, самая младшая, я сама могла выби­рать свой путь. Сейчас я верю, что стала алкоголичкой с первого глотка спиртного, так как с тех пор полностью подчинила свою жизнь алкоголю. Я жила в страхе дня, в
чувстве обиды, ненавидя всех в своем придуманном мире. Я мечтала о том, что у меня шесть полных одежды шкафов и все девочки завидуют мне. В действительности же я была толстой и завидовала другим. Я ненавидела свою мать за то, что она наказывала меня и не позволяла ходить, как ходят мальчишки, - без майки.
Мы переехали в другой город буквально накануне моего перехода в четвертый класс. Я была по-настоящему одинока. У меня не было друзей, и я не могла ни с кем подружиться. Впоследствии я встретила ребят, которые курили, пили и принимали наркотики. Мои родители просили меня, били меня и спорили со мной. Но какого черта! Они были теми, кому я принадлежала, но кто никогда не хотел меня. Они были теми, кто заставил меня страдать все эти годы. И я решила, что пришло время расплатиться с ними тем же. Я стала принимать наркотики и выпивать. И чувство саможалости стало потихоньку исчезать. Выпивка и наркотики полностью освобождали меня от этого чув­ства. У-а-у! Это было поистине фантастично! Большую роль в моей жизни стал играть секс, так как я хотела любви. Много любви!
Я думала, что проблемой является моя домашняя жизнь. Я стала ходить к консультан­там, в церковь, к психиатрам, ну, словом, занималась всякой мурой. И опять стала пить.
Я всегда хотела кому-то принадлежать. Я делала все, что говорила мне моя компа­ния. Но мне это не нравилось, и я хотела порвать с ними. Я дошла до своего предела. Жизнь так крепко меня ударила. Но я противилась такой жизни и ответила ей тем же. Я связалась с АА через подругу-наркоманку и осталась там. Я продолжала пить, но все же не уходила из Содружества, желая быть частью целого, а не стоять в отдалении. В конце концов через одиннадцать месяцев я начала работать по Программе. Жизнь моя стала меняться, и это действительно замечательно. Мои взаимоотношения с родите­лями и другими людьми великолепны. Любовь, которую я получаю, я отдаю алкоголи­кам, которые все еще больны. Бог - мой Бог - очень терпелив, Слава Богу. Я худею и чувствую себя прекрасно (я весила 90 килограммов).
Я до сих пор ловлю на себе вопросительные взгляды некоторых «старичков», но я-то знаю, что Я алкоголичка, и точка. Иногда я чувствую себя отверженной, так как же­натая молодежь нашей группы довольно-таки часто собирается вместе, но меня они не приглашают. Если Богу будет угодно, года через четыре я выйду замуж, но обяза­тельно буду приглашать одиноких молодых людей в свою компанию.
Мой отец все еще продолжает пить, но я должна «позволить событиям идти своим чередом и отдать все на волю Бога». Может быть, однажды Бог тоже найдет его. Я алкоголичка, и через два месяца мне исполнится шестнадцать.
"Думаешь ты особенный?" брошюра АА

[jiffkha]

Меня зовут Майкл, и я алкоголик (священнослужитель), Я священник римской католической церкви, пастор в ранге монсеньера. И я тоже алко­голик. Несколько месяцев назад я отпраздновал годовщину посвящения в духовный сан. А за месяц до этого я отпраздновал еще более важное для меня событие - мою четвертую годовщину пребывания в АА.
Почему я говорю, что годовщина в АА - событие для меня более важное, чем по­священие в духовный сан. Ответ в том, что через АА моя Высшая Сила, мой Бог не только спас мою жизнь и восстановил мое здравомыслие, но и подарил мне новый образ жизни и неизмеримо обогатил мое священство. Таким образом, благодаря Богу и АА я сегодня честно и искренне прилагаю усилия (несмотря на многочисленные пре­пятствия) исполнять свои обязанности священника, как предначертано мне Богом. Моя трезвость - это самая важная часть моей жизни. Без трезвости я немедленно вернусь к тому образу жизни, который вел в течение последних лет моей пьянки, - к жизни человека, который видел дорогу только в одном направлении - вниз.
Я верю, что занимался работой ради работы, пытаясь охватить буквально все, лишь бы только сохранить свой внутренний ориентир. И алкоголь стал «наградой» за мой напряженный труд. Я нашел очень легкое оправдание своим пьянкам: «много тру­жусь, хорошо отдыхаю». А пьянки мои учащались и становились все более продолжи­тельными. Заканчивались они обычно прогулами, враньем, обманом и пренебрежени­ем обязанностями.
Постоянно в депрессии, с регулярно возвращающимися приступами угрызений со­вести, чувства вины и тоски, я искал помощи у докторов, у моих друзей-священников, но все было бесполезно. Я пробовал уединяться, молиться, ограничивать себя во всем, отказываться от алкоголя на какое-то время, отдыхать, менять географию своего места жительства. Но ничего не помогало.
Меня охватили тоска и отчаяние. Жизнь, главными побуждениями которой были великие идеалы, огромный энтузиазм и вдохновляющие побуждения, стала ограничи­ваться бутылкой. Священник, служитель Бога, склонился перед иной силой, алкоголем.
В конце концов, оказавшись в глубокой яме, окутанный тьмой, ощущая отсутствие на­дежды, беспомощный, я стал взывать о помощи. И Бог услышал мой крик и ответил.
После пребывания в больнице я пошел на свое первое собрание АА. Затем я при­соединился к группе священников-алкоголиков и посещал эти собрания регулярно. Я также ходил на непрофессиональные группы, открытые и закрытые. Все, о чем там говорилось, я старался воспринимать открытым разумом. Я стал более активным. В дополнение к этому я прошел шестимесячный курс психотерапии.
День за днем, только сегодня я удерживал себя от первой рюмки. Анонимные Алкоголики стали моим образом жизни. Я понимаю парадоксальность этого, но я остаюсь трезвым только благодаря тому, что перестал бороться с алкоголем. Я несу ответст­венность тогда, когда ко мне обращаются за помощью. Получая, я должен отдавать.
В одном я твердо убежден: воля Бога - в том, чтобы я сохранял трезвость в тече­ние 24 часов. Обо всем остальном Он позаботится. Если я остаюсь верен принципам АА, живу одним днем, молюсь - я уверен (хотя надо остерегаться самолюбования) -что воля Бога, Его милосердие делает меня именно таким священником, каким Он же­лает меня видеть.
"Думаешь ты особенный?" брошюра АА

[Дочь Царя]

Спасибо, очень ценный опыт.

[jiffkha]

Меня зовут Джэн, и я алкоголичка (агностик).

Мои родители дали мне веру, а в последующие годы я её потеряла. Нет, это была не религиозная вера, хотя я знакомилась с учением двух сект. Ни одна из них не вошла в моё сознание; я просто плыла по течению, предаваясь скуке, и моя хрупкая, искусственная вера исчезала сразу же, как только я начинала думать о ней.

Вера, которую мне дали родители, была верой в людей. Отец и мама проявляли ко мне любовь и уважение как к личности, которой дано право самой делать свой выбор. Эту любовь я приняла и без вопросов вернула как что-то само собой разумеющееся.

Оставшись один на один с жизнью, я продолжаю чувствовать, что нахожусь под надёжной защитой; мои непосредственные начальники (как мужчины, так и женщины) относятся ко мне, как учителя в школе. Странно, но вот такая удачливая судьба иногда надоедает мне. «Почему так? — спрашиваю я себя. — У меня, что, пробуждается материнский инстинкт?» Там, внутри меня, жило ощущение, что я нахожусь в состоянии войны со своей верой в людей. Это была воинствующая, давящая гордыня, стремление к полной независимости. Со своими сверстниками я всегда была болезненно стеснительной, и даже тогда я рассматривала этот недостаток как проявление эгоизма, боязнь, что другие не согласятся с моей высокой самооценкой.

Конечно, эта моя оценка не включала ту часть картины, которая имела отношение к пьянству. Я подозреваю, что гордыня убивает столько же алкоголиков, сколько и алкоголь. Я легко могла бы стать её жертвой, потому что моя реакция на быстро прогрессирующий алкоголизм выражалась в основном в лихорадочных попытках скрыть это. Попросить о помощи? Что за вздор!

Настал час, когда моя гордыня была раздавлена (временно), и я действительно обратилась за помощью. Я позвонила людям — незнакомым. Но моя гордыня, всё более возраставшая по мере восстановления здоровья, дважды преграждала мне путь в А.А. (В это время мне, по их же собственной инициативе, помогали друзья не алкоголики). После ещё одной неудачной попытки научиться пить цивилизованно я начала серьёзно работать в А.А.

К счастью, я попала в группу, дискуссии по Шагам в которой проводятся на закрытых собраниях. У большинства членов группы было своё понимание персонального Бога. Атмосфера веры, окружавшая меня, проявлялась настолько ярко, что временами я ловила себя на мысли, что хочу раствориться в ней. Но не растворилась. И всё же я нашла, что с каждым новым обсуждением Шагов открываются новые и новые глубины их содержания.

Во Втором Шаге «Сила, более могущественная, чем мы» означала А.А., а не персонифицировалась с конкретными членами группы, которых я знала. Это были мы все, везде, мы, кто проявляет заботу друг о друге и тем самым создаёт такой духовный потенциал, какой вряд ли под силу одному человеку. Одна женщина в нашей группе верила, что души мёртвых алкоголиков, даже тех, которые умерли ещё до создания А.А., вносят свой вклад в фонтанирующий поток доброй воли. Мысль настолько замечательная, что мне также захотелось верить в неё.

Сначала Третий Шаг просто ассоциировался у меня с тем, как я ощущала себя по утрам в первые дни трезвости. Целыми днями, которые казались мне солнечными, я сидела у окна, не имея на примете никакой работы, и, тем не менее, чувствуя себя счастливой и уверенной. Затем этот Шаг стал увлекательным принятием своего места в мире: «Не имею представления о том, кто правит бал, но знаю, что не я!» Я также принимала Третий Шаг как хорошее отношение, эффективный подход к жизни: «Если я плаваю в море в солёной воде и вдруг начну поддаваться панике, барахтаться и пытаться бороться с потоком, то обязательно утону. Но если расслаблюсь и доверюсь этому потоку, то он будет держать меня на плаву».

Хотя в Четвёртом Шаге не упоминается Высшая Сила, слово «нравственно» несло в себе скрытое значение греха, который в моем случае можно интерпретировать как отступление от Бога. Поэтому инвентаризацию я рассматривала как честное описание собственного характера, записывая на красной стороне те свои качества, которые создавали неприятности людям. Стараясь полноценно жить в окружающем мире, а не изолироваться от него, стараясь открыть себя перед людьми, а не сторониться их, я надеялась, что этот контакт с подобными мне людьми поможет сгладить острые, ранящие углы моего характера — и это Шаги Шестой и Седьмой.

Я не уверена, что осознанно работала по Шагам, но Они, уж это точно, работали на меня. Примерно на четвёртом году трезвости какой-то незначительный случай заставил меня осознать, что мой изначальный недостаток — стеснительность — исчез. «Я свободно себя чувствую в окружающем меня мире!» — сказала я себе с удивлением.

Сейчас, спустя десять лет, я чувствую себя так же. Если взять всю мою жизнь в целом, то всё то положительное, что было получено в А.А., намного превосходит ущерб, причинённый мне активным алкоголизмом. Что же взяло верх над моей гордыней (на какое-то время) и сделало меня доступной для других? Лучшим ответом, который я вижу, является то, что мой отец называл «жизненной силой». (Он был старомодным семейным врачом и много раз видел, что силы или нарастают, или уходят). Думаю, что она («жизненная сила») — в каждом из нас; она делает живыми все живые существа; она вращает галактики. Метафора с солёной водой, применительно к Третьему Шагу, взята не случайно, поскольку океан для меня является символом этой силы; ближе всего я приблизилась к Одиннадцатому Шагу, когда увидела непрерывную линию горизонта с палубы корабля. Я как-то сразу уменьшилась в размерах. И я умиротворённо ощутила, что являюсь маленькой частицей чего-то огромного и непознаваемого.

Но не слишком ли океан холодный символ? Да. Думаю ли я, что он смотрит на мелкую рыбёшку, что он беспокоится о каждой отдельной судьбе? Буду ли я беседовать с ним? Нет. Однажды, когда мой запой подходил к концу, я обратилась с тремя словами к Чему-то нечеловеческому. В темноте, до рассвета, я поднялась с кровати, встала на колени, скрестила руки на груди и сказала: «Пожалуйста, помоги мне». Затем я содрогнулась и спросила: «С кем это я разговариваю?» — и снова легла.

Когда я рассказала об этом случае одному из своих наставников, он сказал: «Но Он же действительно ответил на твою молитву».

Может быть, и так. Но я не чувствую этого. Я не спорила с наставником и не пытаюсь сейчас развенчать мистику этого случая холодной логикой. Если бы вы логично убедили меня в существовании личного Бога (а я не думаю, что вам это удастся), то я и тогда не стала бы разговаривать с Чем-то, чего я не чувствую. Если бы я логично доказала вам, что Бог существует (а я знаю, что не могу), то ваша истинная вера не была бы поколеблена. Другими словами, вера находится за пределами разума. Существует ли что-то за пределами человеческого разума? Думаю, что да. Что-то.

Но как бы то ни было, вот здесь, в этом мире, все мы, все вместе, я имею в виду всех людей, а не только алкоголиков, мы нужны друг другу.

Перепечатано из брошюры «Думаешь, ты особенный?»
с разрешения корпорации А.А. World Service, Inc.

[jiffkha]

Меня зовут Джим, и я алкоголик («сливки общества»).

Я был одним из тех пьяниц, кто никогда не бывал во внутренней части тюрьмы и никогда не был оштрафован из-за чего-либо, связанного с алкоголем. Меня никогда не госпитализировали. Пьянство никогда не стоило мне работы или жены.

Моим любимым выражением было: «Я могу бросить пить в любой момент, когда захочу». В конце концов я и сам стал верить в это. Я бросал пить во время каждого Поста, за исключением того, который предшествовал моему приходу в Программу А.А. Я верил в то, что в будущем Бог ещё больше накажет меня, если я не сделаю что-либо, чтобы во покаяние в моих грехах здесь, на земле. Воздержание от алкоголя было самой сильной епитимьёй для меня. Абсолютная решимость, упрямство, сила воли, самомнение позволяли мне осуществить задуманное.

Упрямство было частью моей натуры. Уж если я решил что-то сделать, то ничто не могло остановить меня — ни ад, ни наводнение. Много раз, во время Поста, моя жена просила меня выпить только потому, что, когда я не пил, я отравлял жизнь всем окружающим.

Все мои друзья знали, что я «завязываю» пить во время Поста. Их восхищение по поводу моей силы воли поддерживало меня в эти дни и ночи. Страх того, что они могут сказать или даже подумать обо мне, если я не выдержу, заставлял меня держаться до Пасхи. Меня поддерживали комментарии жён моих пьющих приятелей: «О, как бы я хотела, чтобы Джек (или Том, или Стив) мог бы, как ты, бросить пить». Очень может быть, что моя жена в такие моменты думала: «Если бы они могли знать, чего мне стоит его трезвость!»

Естественно, что я был самым умным человеком в мире, в компании, на которую я работал, в учреждениях, где я работал, дома, в качестве главы семьи.

Но была проблема, которую трудно было понять, не говоря уже о том, чтобы решить её. После того, как я столько раз просыпался по утрам, чувствуя себя и отвратительно, и мерзко, я говорил и обещал себе, что больше не буду таким дураком. Почему, как только я выходил из дому, я опять совершал глупость? Почему я не мог остановиться после одной или двух рюмок, как некоторые из моих знакомых? Почему, так или иначе, но я постоянно думаю о выпивке? Почему я не могу уснуть, пока не напьюсь до полусознательного состояния?

Что я буду делать со свободным временем, если я прекращу пить? Что будут говорить или думать люди, если я «завяжу»? Что спросят заказчики? А как же Рождество, Новый Год и мой день рождения? Как же это я не смог бросить пить, когда постоянно говорил, что могу? Как же я умудрялся столько лгать? Я устал ото лжи. Я устал от того, что постоянно пытался быть кем-то. Меня ранило то, что я подсел на выпивку, как наркоман на наркотики.

В один прекрасный субботний полдень в июле, когда мне было 34 года, я сказал священнику, что, возможно, корень всех моих проблем в алкоголе. Никогда раньше я не позволял себе говорить подобные вещи кому бы то ни было. Священник порекомендовал мне А.А.

Я думаю, что одним из необычных, но, в то же время, очень простых моментов А.А. является то, что я не должен бросать пить, — в том смысле, который я вкладывал в это понятие до прихода в Программу. Наверное, если бы Программа пропагандировала мой способ борьбы с пьянством, я сегодня не был бы трезвым.

А.А. учит нас, как жить без алкоголя, объясняет его вред и то, как он усиливает наши проблемы.

Для большинства из нас абсолютно естественно быть благодарным другим людям за то, что мы получаем. Поэтому очень важно, что я говорю «спасибо» за самый драгоценный подарок, который я могу получить — 24 часа трезвости.

Перепечатано из брошюры «Думаешь, ты особенный?»
с разрешения корпорации А.А. World Service, Inc.

[jiffkha]

Меня зовут Луис, и я алкоголик (79 лет).

Я думаю, что всегда был алкоголиком. По крайней мере, я всегда употреблял алкоголь. Бывало, моя мать капала несколько капель виски в бутылку с тёплой водой и давала её мне, когда я был ребёнком. Это было давно, очень давно.

Я рано окончил школу и пошёл работать на конку кондуктором и водителем одновременно. В то время шесть билетов стоили столько же, сколько и полпинты (около 250 гр., прим. пер.) хлебной водки — четверть доллара. Каждый день мне приходилось принимать трудное решение, прикарманить ли первый четвертак или второй. В хорошие дни я оставлял компании первые двадцать пять центов и ждал, пока продам двенадцать билетов, прежде чем остановить свой экипаж у бара Дэйли. В плохие дни я брал первый четвертак.

В любом случае, моя работа на конке заканчивалась, когда я заходил к Дэйли. Лошадь не возражала против того, чтобы подождать, а я не переживал насчёт пассажиров. Однако переживала компания, в которой я работал, и через некоторое время они направили контролёров, чтобы поймать меня. Но так и не поймали. Я ушёл первым.

С тех пор я стал опускаться все ниже и ниже. Я попрошайничал и пил. Я мог закатывать глаза так, что видны были только одни белки. Слепого всегда жалеют, особенно если он так молод. Действуя таким образом, я всегда имел деньги на выпивку. Но однажды я уронил пятидесятицентовую монету, которую дала мне женщина, и бросился за ней прямо в сточную канаву. Она, увидав это, принялась звать полицейских. Я бежал от них без остановки и вскочил в проходящий поезд. В городе, где я осел, я жил в трущобах и пил. Спал в ночлежках, под дверями, в подъездах, в тюрьмах.

Когда мне исполнился двадцать один год, я решил пойти работать. Я нашёл работу на железной дороге и оставался там, пока в семьдесят три года не ушёл на пенсию. Я работал проводником на грузовых поездах. Один раз я заперся в служебном вагоне, где никто не мог видеть меня и знать, чем я там занимаюсь. А я в основном пил. Я пил все: виски, джин, сухой спирт, денатурат, бормотуху, бальзамирующий состав, мускусную жидкость. Болячки зажили, но у меня до сих пор остались шрамы.

Я не знаю, сколько раз в жизни меня арестовывали, — возможно, тридцать или сорок. Мой первый арест был за попрошайничество. После того, как я вышел на пенсию, меня арестовывали семнадцать раз, потому что я находился в состоянии сильнейшего опьянения. У меня была пенсия, которую мне платила железная дорога, и мне нечего было делать, кроме как пить. Моя жена умерла. Моя замужняя дочь даже не разговаривала со мной. Я жил один, вокруг меня не было друзей, кроме пары таких же опустившихся забулдыг.

Когда мне было 79, меня в очередной раз арестовали. Но только в этот раз все было по-другому. Офицер по надзору за условно осуждёнными спросил меня, хочу ли я бросить пить. Я сказал «да», и он рассказал мне об Анонимных Алкоголиках и о муниципальном центре реабилитации алкоголиков. Он спросил, нет ли у меня желания попробовать. Подумав, я решил, что терять мне нечего, и стал ходить на собрания в центр.

На одно собрание я пришёл с бутылкой спиртного, спрятанной под рубашкой. Седой человек по имени Джим сказал, что он алкоголик и пил в течение долгого времени, но в А.А. он научился тому, как бросить пить и начать жить. Он спросил, есть ли у меня вопросы. Я спросил, ждет ли эта организация 79-летнего человека, который пил всю свою жизнь, и сможет ли он бросить пить вот так просто. Джим сказал, что он сделал это, и у меня тоже получится. Я посчитал, что, возможно, он и прав, затем залез себе под рубашку, достал бутылку и отдал человеку, сидевшему рядом со мной. С тех пор я не пил.

Вскоре после того, как я стал посещать собрания А.А., со мной стали происходить события. Хорошие события. Лучшие люди в мире стали моими друзьями. Они действительно мои братья и сестры. Не так давно, на собрании А.А. у меня случился сердечный приступ. Они отвезли меня в больницу и оставались рядом со мной, и их дружба вытащила меня, хотя даже доктора не давали мне никакого шанса. Этим людям я обязан жизнью. Сейчас моя дочь любит меня, и я могу видеться с моими внуками и правнуками.

Годы проходят — день за днём — и я догадываюсь, что жить мне осталось недолго. Но я не переживаю. Самое главное, чего я хочу, — умереть трезвым. Я пытаюсь помочь молодым людям обрести трезвость и счастье тем же способом, что и я. Я говорю им: «Если я сумел, то и вы сможете».

Перепечатано из брошюры «Думаешь, ты особенный?»
с разрешения корпорации А.А. World Service, Inc.

[Мая]

Mishaho13, Миша, спасибо за истории, читаю, думаю, сравниваю..

[jiffkha]

Мая, 

[jiffkha]

Меня зовут Джордж, и я алкоголик (еврей).

Некоторое время назад в метро Нью-Йорка появился потрясающий четырёхцветный плакат. На зрителя смотрел «типичный ирландский полицейский», который намеревался съесть аппетитный бутерброд, состоящий из ростбифа и ржаного хлеба фирмы «Леви». Надпись на плакате гласила «Не обязательно быть евреем, чтобы любить хлеб «Леви».

По мере того как мимо проносились бесчисленные станции метро, а в моей голове приходили в движение старые ржавые механизмы, идея рекламы с ирландским полицейским (к тому времени в моем воображении он рисовался как типичный полицейский, католик по имени О’Тул с ярко выраженным ирландским акцентом, 14 детьми и бабушкой в Килкенни) перевернулась с ног на голову.

Однажды вечером после посещения открытого собрания А.А., на котором спикеры, одна женщина и двое мужчин, звучали, словно персонажи пьесы Леди Грегори из постановки Театра «Эбби», я разговаривал с одним из моих близких друзей в А.А. (он тоже ирландец, и я хочу сохранить его анонимность), и у меня родилась блестящая идея.

Я сказал своим друзьям: «Я, за собственный счёт, разработаю такой же рекламный плакат для распространения его во всех группах А.А. нашего района. Это будет цветная фотография, на которой буду я, абсолютно пьяный, с бутылкой виски. И под фотографией с моими характерными еврейскими чертами (которые однажды один мой друг назвал лицом Авраама) будет написано: «Не обязательно быть ирландцем, чтобы стать алкоголиком».

Миф о том, что очень мало евреев — алкоголики, насколько подсказывает мне мой опыт, — абсолютная чушь. Учитывая, что в моем городе проживает гораздо больше евреев, чем во всём государстве Израиль, можно предположить, что на собраниях А.А. немало представителей этой национальности. Большое количество групп А.А. в этой части страны на 50% состоят из евреев. С таким же успехом вы найдете немало евреев и в других группах, и даже обнаружите небольшие группы А.А. евреев в районах, где их и проживает-то совсем немного.

Другим мифом является то, что, якобы, среди иудеев никогда не существовало традиции сильного пьянства, потому что у нихв организме нет того, что превращает бытового пьяницу в алкоголика. Глупость! В языке идиш есть отличное слово для пьяного «shicker», и когда оно используется в качестве существительного, любой еврей в городе поймёт, о чем вы говорите.

Сегодня я абсолютно серьёзно думаю, что мы, евреи-алкоголики, очень и явно часто демонстрируем эдакую сверхчувствительность по поводу нашего алкоголизма. Потому мы и скрываем это уязвимое место под маской равнодушия — знаете, это знаменитое еврейской пожимание плечами. Такое отношение к проблеме может привести к тому, что многие несчастные евреи-алкоголики останутся за пределами нашего Содружества, к их страданию и нашему сожалению.

Сейчас я думаю об одной знакомой женщине, которая занимается самобичеванием за своё, всё прогрессирующее пьянство. Мы оба, моя жена (тоже член А.А.) и я в течение двух лет пытались привести её в Программу. Вся логика её нежелания присоединиться к нам сводилась к одной-единственной фразе: «Хорошие еврейские девушки не могут быть алкоголичками».

Возможно, Рут, многие еврейские девушки и не алкоголички. А также и не — «хорошие еврейские мальчики», «хорошие девочки-лютеранки», «хорошие девочки из методистской церкви», «хорошие итальянские девочки», «хорошие девочки из Вассара» (Прим.: женский колледж). Или просто «хорошие девочки» или «хорошие мальчики».

Нет ничего хорошего в алкоголике, который корчится в этой болезни. Нас в А.А. не волнует то, какие вы «замечательные» или кто вы — иудей, христианин или мусульманин. Истинно то, что каждое наше собрание мы заканчиваем Молитвой о Душевном Покое, и даже атеисты крайне редко возражают против этого. Обычно ведущий говорит: «А теперь, кто хочет, может присоединиться к нашей молитве».

Когда я был в запоях, я не был евреем, я не был американцем, и я не был человеком. Я был просто пьяницей, никого не любящим и нелюбимым, никого и ничего не уважающим, и, в первую очередь, самого себя.

Нет Рут, «тебе не обязательно быть еврейкой». Но, может быть, А.А. тебе всё-таки поможет. Я думаю, это помогло мне принять, что я больше чем представитель какой-то одной группы меньшинства, и сегодня я трезвый, спасибо Богам моих предков и спасибо всем Анонимным Алкоголикам.

Перепечатано из брошюры «Думаешь, ты особенный?»
с разрешения корпорации А.А. World Service, Inc.

[jiffkha]

Я знаменитость, и я алкоголичка (кинозвезда).

В начале своей карьеры я бралась за любую работу и поэтому, пока училась актерскому мастерству, могла нормально питаться и платить за квартиру. В то время выпивка была для меня не очень важна. Затем я снялась в одном известном фильме, и мир вокруг меня неожиданно изменился. Все знаменитости, о которых я слышала, стали вдруг называть меня по имени и настаивать на том, чтобы я, скажем, посещала их вечеринки, или пообедала с ними, или встретилась с ними в «21», в Каннах или Венеции. И почти всегда первый вопрос был: «Что вы пьёте?»

Иногда я «перебирала», но так случалось не только со мной. Обычно во время съемок я не пила, только на пикниках или в короткие перерывы между фильмами. Но постепенно я обнаружила, что, когда прихожу домой после тяжёлого дня в студии, немного спиртного и таблетка помогают мне заснуть. Однажды мрачным утром я раскричалась на своего гримера за то, что он слишком медлителен. Он посмотрел на меня долгим и пристальным взглядом и сказал: «Возможно, я старею, моя дорогая. Но не кажется ли тебе, что круги под твоими глазами становятся всё больше и больше?»

Для меня это было шоком, но, немного подумав, я решила, что мне просто необходим отпуск. После того случая во время любого кризиса всегда находилось какое-нибудь простое лекарство — новая диета, таблетки, новый человек, больше работы, короткий отдых в санатории.

Самым сильным потрясением для меня стала заметка в светской хронике, которая начиналась словами: «Кто та женщина в Голливуде, которая нагоняет страх на директора и продюсера своими опозданиями и истериками и забывает текст?» Это была заметка без имён — но все детали указывали прямо на меня. Меня это настолько вывело из себя, что я напилась и в конечном итоге впервые оказалась в больнице. Естественно, во всем были виноваты репортёры. В больницу меня приняли под вымышленным именем. Но уже через десять минут я позвала медсестру и спросила её: «Вы знаете, кто я такая?» И тут же сообщила ей, кто я.

В больнице, когда я ещё была напичкана лекарствами, ко мне пришли поговорить две женщины из А.А. Я предполагала, что их так же, как и меня, впечатлила моя репутация. Я выслушала их благосклонно, но одного раза мне было достаточно. Я больше не хотела подарков от этих сладеньких людей, якобы творящих добро.

Мой менеджер и мои друзья согласились со мной. Они говорили, что мой случай — особенный. В течение многих лет они прикрывали все мои безумства. Сейчас я думаю, что это продлило мою болезнь, но я их не виню. Они делали для меня то, что считали лучшим, и то, чего я от них хотела.

Вскоре со мной подписали контракт на исполнение роли в пьесе. Я «завязала» пить — держалась на таблетках. У нас прошли три репетиции для прессы. Если вы посмотрите разные рецензии в прессе, то поймёте, что один вечер я была «в ударе», другой стал полным моим провалом, а в третий я находилась не на сцене, а где-то посреди своих галлюциногенов. После этого предложения о работе поступать перестали. Для работодателей, и в театре, и в кино, я была плохой новостью.

По настоянию друзей я пошла к психиатру (прекрасная женщина с большим опытом работы с алкоголиками, насколько мне сегодня известно). Мне пришлось отбросить в сторону всё своё притворство. Честно говоря, я очень боялась этого, но желала помощи. Задолго до посещения её я уже обращалась к психоаналитику в Голливуде, потому что среди актеров такое эмоциональное состояние было обычным делом, и многим это помогало. Но психиатр в Нью-Йорке использовала другой подход. Она мне понравилась, и я уже почти полюбила её, как вдруг она подбросила мне бомбу. Она хотела, чтобы я стала принимать антабус, вступила в А.А. и ходила на групповую терапию. Я была готова принимать антабус, но не могла представить себя в А.А. или в любой другой группе. Что скажут люди?

Возможные разговоры внушали мне ужас; казалось, моя жизнь закончена. Но в конце концов я пришла на одно из собраний А.А., пришла несчастная, в парике и темных очках, и украдкой покинула его прежде, чем оно закончилось. Во время занятий групповой терапией я объяснила, что моя работа предполагает обеды в хороших ресторанах, с вином. Или, скажем, я часто веду деловые переговоры с партнёрами за обеденным столом на своей французской вилле, которая известна винными погребами. Это мои особые обстоятельства, и такого рода цивилизованное употребление спиртного — деловая необходимость.

Один из пациентов лечебной программы посмотрел на меня и сказал: «Это звучит глупо». Затем наступила долгая тишина. Я продолжала улыбаться, но для этого мне понадобились все усилия. «По крайней мере, те бедные недотёпы, пришедшие в А.А., не настолько глупы, — продолжил он. — Они достаточно умны, чтобы понять, что у них проблема с алкоголем, и начать что-то с этим делать». В тот момент фраза прозвучала так, словно только у меня одной не осталось ни рассудка, ни мужества.

Он подождал, пока до меня не дошёл смысл сказанного, и затем мягко добавил: «Но я надеюсь, что вы сможете. Вы хотите чувствовать себя лучше, быть счастливее?»

И ко мне вернулась способность рассуждать. Он был прав. Неважно, что я думала о людях в А.А. Очевидно то, что у них были ответы на вопросы, как оставаться трезвыми, а у меня их не было. Я вспомнила знаменитый совет актёрам: «Играйте, как будто вы ...» И я стала вести себя так, как если бы я хотела чему-либо научиться от каждого и от всех, вместе взятых, алкоголиков в А.А. Для меня это состояние было новым — быть не актрисой, а зрителем.

С тех пор, я уверена, моё «как если бы ...» стало настоящим. Мне не нужно играть в А.А.; я знаю, что я просто ещё одна женщина, которая лечится от алкоголизма. Да, бывают трудные моменты. Кому-то требуется немного больше времени, чтобы воспринять меня как такого же алкоголика, как они сами. Сначала некоторые воспринимают меня теми героинями, которых я играла (опора, без которой я сейчас могу обойтись); кое-кто просит у меня автограф. Для своего спокойствия я научилась не допускать, чтобы такое внимание раздувало мое собственное «Я» (оно уже и так достаточно большое) или раздражало меня. В таких случаях я, пытаясь сохранить вежливость, перевожу разговор на темы А.А. И такой подход чудесным образом помогает. Когда я добровольно помогаю в одном из наших центральных офисов, он срабатывает даже с новичками, которые пришли за помощью и поддержкой. Время от времени кто-то из них спрашивает, «А вы не ...?» Я отвечаю «Да, это я, и я тоже алкоголик, который старается излечиться от этого недуга».

Моя карьера процветает, иногда случаются самые неожиданные вещи, и даже уже были успехи. На вечеринках в Голливуде я чувствую себя достаточно комфортно, так же как и потягивая свой «Перье» в ресторане в Париже. Кстати, я заметила, что очень много людей не употребляют алкоголь, — раньше я думала, что наоборот.

На днях я смотрела по телевизору фильм, в котором снималась в самые страшные дни моего пьянства. А дублировала английский вариант этого фильма в Нью-Йорке уже будучи трезвой в А.А. около года. Я хихикала, когда смотрела его, потому что видела свою пьяную неуверенную игру, но слышала абсолютно трезвый голос. Я значительно лучше выполняю свою работу, когда я трезвая.

Перепечатано из брошюры «Думаешь, ты особенный?»
с разрешения корпорации А.А. World Service, Inc.

[jiffkha]

Крис
вступил в А.А. в возрасте 16 лет

«Я убедился, что программа А.А. действует и действует успешно»

Я выпил, а вернее мне дали выпить первую рюмку, когда мне было12 лет. Испытав впервые в жизни воздействие алкоголя, я уверовал, что нашёл способ решения всех моих проблем. Алкоголь был недостающей частью в моей жизни. В моей жизни была какая-то пустота, пока я не начал пить. Жизнь моя в семье была трудной и унылой. В семье насчитывалось восемь малышей, а я был пятым. Старшие братья постоянно пьют, и, похоже, страдают той же болезнью, что и я. Мне, ребёнку, всегда казалось, что я никому не нужен, где бы я не был, я чувствовал себя как бы не дома. И хотя, казалось, я всех знаю, с очень юного возраста я чувствовал себя очень одиноким. Я часто сравнивал себя перед выпивкой с некой обезвоженной пищей, в которую надо бы добавить жидкости, чтоб она стала съедобной — этой жидкостью оказался алкоголь.

Сначала я пьянел от пива, но быстро переключился на водку и виски, чтобы побыстрее напиться. Но когда я оглядываюсь назад, на своё пьянство, то вижу, что пил я все, что было под рукой. Почти всегда я пил «из горла» и, по возможности, обычно носил при себе фляшку. Пока я пил, я никогда не считал зазорным воровать спиртное, пить по утрам или пить по одному. Поначалу алкоголь был для меня спасением, но очень скоро мой алкоголизм начал приносить унижение и отравлять мою жизнь. Моя жизнь неуклонно становилась все хуже. В среднюю школу я перешёл с посредственными отметками, имея, как говорили учителя, «большие способности» и занимаясь тремя видами спорта. Однако вскоре «способности» стали хиреть. Самоубийство казалось привлекательной идеей, окончательным избавлением от депрессии.

По мере того, как я пил все больше, я обнаружил, что мне уже не удаётся надолго удержать приятное «забвение», поэтому я стал опрокидывать рюмки чаще, и в результате напивался до бесчувствия или до рвоты. Я помню, меня очень часто рвало. Если я пил один, это вызывало поток обвинений в свой адрес и оправданий. Когда мне было 15 лет происшествие в школе привело меня в А.А. Я много пил виски и вина, а бутылки всегда носил с собой в своей спортивной сумке. Будучи как всегда совсем пьяным и идя по школе, спотыкаясь, я наткнулся на завуча. Он привёл меня к себе в кабинет и, трудно вспомнить, но должно быть, я говорил с ним о своих проблемах в жизни. Он понял, в каком я состоянии и предложил моим родителям отправить меня на собрание группы А.А. Хотя он сам не был членом А.А., но знал, что программа А.А. действует успешно.

На той стадии мне было все равно, что будет. В тот же вечер я пошёл на собрание группы А.А.; оно проходило в центре по детоксикации. Было много народу, отмечалась годовщина группы. Участники торжества говорили о муках пьянства и о радостях трезвости. Это все, что я помню о том вечере, потому что я все ещё ощущал последствия выпитого днём.

После собрания сосед, у которого уже было восемь лет стажа трезвости, и который работал в центре по детоксикации, предложил мне остаться там на две недели, чтоб поближе познакомиться с алкоголизмом как с заболеванием. И опять мне было все равно, что делать. Я подумал, что пребывание в центре будет для меня как каникулы. Я не хотел видеть своих родителей и не хотел оставаться наедине с собой. В центре мне стало по-настоящему не по себе, они там настаивали, чтобы я честно взглянул на самого себя.

После пребывания в центре я посещал собрания групп А.А., но отказывался поверить, что я бессилен перед алкоголем. Я мог допустить, что моя жизнь исковеркана, но не признавал, что меня погубил алкоголь, пока преследовавшие меня в течении шести месяцев попойки и периоды депрессии не убедили меня в необходимости подчиниться методу лечения А.А. Я помню, как в течении этих шести месяцев пьянства и мук я говорил всем фразу, ставшую теперь знаменитой: «Я слишком молод, чтобы быть алкоголиком!» У меня, конечно, была ещё тысяча оправданий, почему мне не нужно быть членом А.А., и когда люди советовали мне, как можно использовать программу А.А., я настаивал на том, что буду делать все по — своему. Немного мне потребовалось времени, чтобы обнаружить, что «по-своему» у меня ничего не получается. На самом деле, если бы я продолжал действовать «по-своему», это означало бы для меня смерть. Однажды, на другой день после моей последней пьянки я был на собрании А.А. и что-то вроде бы озарило меня. Помимо того, что я считал себя слишком молодым для А.А., была ещё одна трудность: я полагал, что не смогу поправиться потому, что программа А.А. не действует. Но чем больше я ходил на собрания, тем больше убеждался, что программа А.А. действует и действует успешно. Более того, я начал узнавать себя в личных историях, рассказываемых другими членами А.А. Поэтому, убедившись, что я беспомощен перед алкоголем и нуждаюсь в помощи, я стал верить, что могу выздороветь при помощи А.А. За последние четыре года методы программы А.А. и идеи братства, заложенные в ней, позволили мне достичь многого из того, чего я раньше не смог бы добиться. Если я смогу с помощью Высшей Силы оставаться трезвым хотя бы в течении одного дня каждый раз, то у меня имеется шанс на будущее. Я испробовал многие методы работы по программе: пить и ходить на собрания, не пить и не ходить на собрания, но пока что самый лучший из этих вариантов это: не пить и ходить на собрания.

Трезвость для меня — это не только отказ от спиртного, но и изменение отношения ко всему, что может подтолкнуть меня к пьянке. Двенадцать Шагов А.А. переделывают меня и я даже становлюсь полезным другим. Многие годы я ощущал себя ненужным, теперь у меня есть ощущение смысла жизни. Я чувствую, что меня наставляют на путь истинный. Мне удалось выбраться из той житейской мясорубки, куда привело меня беспросветное пьянство.

Программа А.А. действует, если ты работаешь по ней. Я принял такие её рекомендации, как найти наставника (кого-нибудь из тех, кто хорошо меня знает), каждый день ходить на собрания группы А.А. и участвовать в её работе. Иной удел — пьянство и жалкое существование. Сегодня у меня есть выбор, и я выбираю: не пить и ходить на собрания А.А.

Перепечатано из брошюры «Молодёжь и А.А.»
с разрешения корпорации А.А. World Service, Inc.

[Джемма]

Думаешь, ты особенный?»

Нет, конечно!

Сегодня у меня есть выбор, и я выбираю: не пить и ходить на собрания А.А.

Мишаня, очередное

Полезно и наглядно!

[jiffkha]

(1) Анонимный Алкоголик номер три
"Потом они задали мне такой вопрос: «Ты ведь можешь не пить двадцать четыре часа, не так ли?» Я ответил: «Само собой, это любой может». Тогда они заявили: «Именно об этом мы и говорим. Каждый раз – только двадцать четыре часа». От этих слов я определенно почувствовал облегчение. Когда бы я ни начинал думать о пьянстве, я представлял себе предстоящие мне длинные, сухие годы без единого глотка спиртного; но эта идея о двадцати четырех часах, о которых мне следовало впредь беспокоиться, мне очень помогла."

(1)

АНОНИМНЫЙ АЛКОГОЛИК НОМЕР ТРИ


Один из пионеров группы Акрона номер один – первой в мире группы АА. Он продолжал верить и потому, как и несчетное множество других людей, обрел новую жизнь.
Я родился на ферме в Кентукки, в округе Карлайл. В нашей семье было пять детей. Мои родители были людьми зажиточными, а их брак – счастливым. Моя жена, девушка из Кентукки, поехала вместе со мной в Акрон, где я окончил местную юридическую школу.
В некотором отношении мой случай довольно необычен. В моем детстве не было печальных эпизодов, которыми можно было бы объяснить мой алкоголизм. Похоже, у меня просто было природное пристрастие к выпивке. Я был счастлив в браке, и не было ни одной из тех причин, осознаваемых или нет, которые часто ведут к пьянству. Тем не менее, как явствует из моего рассказа, у меня все же развилась тяжелейшая форма алкоголизма.
Прежде чем пьянство окончательно меня подкосило, я добился значительных успехов в карьере. На протяжении пяти лет я был членом городского совета, а также управляющим по финансам в одном пригороде, позже присоединенном к городу. Однако, само собой, все это пошло прахом по мере того, как мой алкоголизм прогрессировал. У меня почти не оставалось сил.
Первый раз я опьянел в возрасте восьми лет. Мои родители в этом не виноваты, так как оба были ярыми противниками пьянства. Двое наемных рабочих чистили амбар на нашей ферме, а я катался туда-сюда на санках и, пока они грузили, пил крепкий сидр
из бочонка, что стоял в амбаре. После двух-трех таких погрузок им пришлось отнести меня в дом. Помню, отец держал дома виски для медицинских целей и удовольствия ради, и, когда поблизости никого не было, я, бывало, отпивал из бутылки, а потом доливал туда воды, чтобы родители не узнали.
Так продолжалось вплоть до моего поступления в университет нашего штата, и по прошествии четырех лет я осознал, что превратился в пьяницу. По утрам я просыпался с чувством тошноты и ужасно трясущимися руками, но на прикроватном столике всегда стояла фляжка со спиртным. Я дотягивался до нее, делал глоток, через несколько мгновений вставал, отпивал еще, брился, съедал свой завтрак, засовывал полпинты в карман брюк и шел на учебу. На переменах я бежал в туалет и выпивал достаточное для успокоения своих нервов количество, после чего шел на следующее занятие. Это было в 1917 году.
В конце последнего курса я бросил университет и поступил на службу в армию. В то время я называл это патриотизмом. Позже я понял, что просто бежал от алкоголя. В какой- то мере это действительно помогло, поскольку я оказался там, где нельзя было достать спиртного, и мое привычное пьянство прекратилось.
Потом в силу вступил сухой закон, и тот факт, что доступная выпивка была отвратительного качества, а иногда и смертельно опасна, а также моя женитьба и работа, о которой я должен был думать, года три-четыре сдерживали меня, хотя я напивался каждый раз, когда находил достаточно спиртного. Мы с женой вместе ходили в клубы, где играли в бридж, и там начали делать и подавать вино. Однако после двух-трех раз я пришел к выводу, что мне это не подходит, ведь подавали недостаточно, чтобы удовлетворить меня. Поэтому я стал отказываться от вина. Правда, скоро я отыскал решение проблемы, начав брать с собой бутылку и прятать ее в туалетной комнате или снаружи, в кустах.
Шло время, и мое пьянство прогрессировало. Я, бывало, по две-три недели не ходил на работу. В эти ужасные дни и ночи я валялся дома на полу, протягивал руку к бутылке, делал глоток и снова впадал в забвение.
В течение первых шести месяцев 1935 года меня восемь раз помещали в больницу и на два-три дня привязывали к кровати, прежде чем я мог осознать, где нахожусь.

26 июня 1935 года я очнулся в больнице. Сказать, что я был обескуражен – это ничего не сказать. Каждый из семи предыдущих раз я выходил отсюда с твердым решением больше не пить, хотя бы с полгода. Но у меня это не получалось, и я не знал, в чем дело и что мне делать.
В то утро меня перевели в другую комнату, где находилась моя жена. Про себя я подумал: «Ну, сейчас она скажет, что это конец». Я определенно не мог винить ее и не намеревался оправдываться. Жена сказала, что говорила на тему пьянства с двумя парнями. Я был очень возмущен, пока она мне не сообщила, что они – такие же пьяницы, как и я. Это было уже лучше.
Она заявила: «Ты бросишь пить». Хотя я ей не поверил, эти слова дорого стоили. Затем она сказала, что у тех двоих пьяниц, с которыми она разговаривала, есть план, который, по их мнению, поможет им завязать, и, в соответствии с ним, они должны поделиться им с кем-либо, таким же, как они. Благодаря этому они останутся трезвыми. Все остальные, беседовавшие со мной, хотели помочь мне, и моя гордыня мешала мне слушать их, вызывая лишь чувство обиды. Но на этот раз я посчитал, что был бы настоящим подонком, если бы отказался немного послушать этих ребят, раз уж это поможет им. Кроме того, жена сказала, что им не нужно платить, даже если бы я захотел и имел для этого деньги, которых у меня не было.
Они вошли и начали знакомить меня с программой, которая позже приобрела известность как программа Анонимных Алкоголиков. Тогда же Сообщество еще только создавалось.
Я поднял глаза и увидел двух здоровенных парней выше шести футов ростом, очень приятного вида. (Позже я узнал, что это были Билл У. и Доктор Боб). Прошло немного времени, и мы начали рассказывать друг другу разные случаи, приключившиеся с нами из-за пьянства. Скоро я понял, что оба они знают, о чем говорят, потому что в пьяном виде ты видишь и чувствуешь то, чего не можешь в трезвом. Если бы я не подумал, что они не знают, о чем говорят, я бы вообще не захотел с ними разговаривать.
Через какое-то время Билл сказал: «Ну, ты долго говорил, теперь дай мне пару минут». Послушав меня еще, он повернулся к Доку и сказал ему (думаю, он не знал, что я слышу): «Знаешь, по-моему, он стоит того, чтобы мы его спасли и работали с ним». Потом они сказали мне: «Ты хочешь бросить пить? Нас твое пьянство не касается. Мы здесь не для того, чтобы отнять у тебя какие-либо из твоих прав и привилегий, а чтобы познакомить тебя с программой, которая, как мы считаем, поможет нам оставаться трезвыми. В соответствии с ней, мы должны предложить ее кому- нибудь еще, кто в ней нуждается и захочет ее принять. Так что, если ты не хочешь, мы не будем занимать твое время и найдем кого-нибудь другого».
После этого они спросили у меня, думаю ли я, что смогу завязать самостоятельно, без чьей-либо помощи – просто выйти из больницы и никогда больше не пить. Если я могу – чудесно, просто превосходно, и они бы восхитились человеком, обладающим такой силой. Но они ищут того, кто знает о своей проблеме и о том, что не может сам с ней справиться, и нуждается в помощи других. Затем они поинтересовались, верю ли я в некую Высшую Силу. С этим у меня все было в порядке, ведь я, на деле, никогда не переставал верить в Бога и много раз пытался воспользоваться помощью со стороны, но безуспешно. Наконец, они хотели знать, готов ли я обратиться к этой Высшей Силе и спокойно, без всяких оговорок, попросить о помощи.
Они оставили меня, чтобы я поразмыслил над этим. Лежа на больничной койке, я переносился в прошлое и вспоминал всю свою жизнь. Я думал о том, что со мной сделал алкоголь, об упущенных возможностях, о дарованных мне способностях и о том, как я впустую растрачивал их, и, в конце концов, пришел к заключению, что, если я и не хочу бросать пить, то мне определенно следует захотеть, и что я готов сделать все возможное, чтобы завязать.

Я был готов признаться самому себе в том, что опустился на самое дно, столкнувшись с тем, с чем не могу самостоятельно справиться. Итак, проанализировав все это и осознав, чего мне стоило мое пьянство, я обратился к Высшей Силе, которую понимал как Бога, ничего не скрывая, и признался в своей полной беспомощности перед алкоголем и готовности сделать что угодно, чтобы избавиться от этой проблемы. Фактически, я признался в своем желании позволить Богу отныне и впредь руководить моей жизнью. Я решил каждый день стараться выяснить, какова Его воля в отношении меня, и следовать ей, вместо того, чтобы вечно пытаться убедить Его, что выдуманное мной для самого себя – самое лучшее для меня. Поэтому, когда те двое вернулись, я сказал им об этом.
Один из них, кажется, Док, спросил: «Ладно, так ты хочешь завязать?» Я ответил: «Да, Док, хотелось бы, хотя бы на пять, шесть, ну, восемь месяцев, чтобы привести себя в порядок, начать снова завоевывать уважение жены и некоторых других людей, уладить свои финансовые дела и все такое». Оба от души рассмеялись и сказали: «Это лучше, чем твое нынешнее состояние, не так ли?» Разумеется, они были правы. Затем парни объявили: «У нас для тебя плохая новость. Она была плохой для нас, и, вероятно, для тебя тоже будет плохой. Сколько бы ты ни был трезвым – шесть дней, месяцев или лет, – если ты выпьешь хоть рюмку, то снова окажешься в этой больнице, и тебя опять привяжут к кровати, как
было эти полгода. Ты – алкоголик». Насколько я помню, тогда я впервые призадумался над этим словом. Я считал, что я – просто пьяница. Но они сказали: «Нет, ты болен, и неважно, как долго ты обходишься без выпивки, потому что после одной-двух рюмок ты все равно очнешься здесь». На тот момент эта новость, естественно, заставила меня приуныть.
Потом они задали мне такой вопрос: «Ты ведь можешь не пить двадцать четыре часа, не так ли?» Я ответил: «Само собой, это любой может». Тогда они заявили: «Именно об этом мы и говорим. Каждый раз – только двадцать четыре часа». От этих слов я определенно почувствовал облегчение. Когда бы я ни начинал думать о пьянстве, я представлял себе предстоящие мне длинные, сухие годы без единого глотка спиртного; но эта идея о двадцати четырех часах, о которых мне следовало впредь беспокоиться, мне очень помогла.
(Здесь мы, редакторы, ненадолго вмешаемся, чтобы дополнить повествование Билла Д., того мужчины на больничной койке, рассказом Билла У.) Итак, вот что говорит Билл У.:
«Девятнадцать лет назад мы с Доктором Бобом впервые увидели его (Билла Д.). Билл лежал на своей койке и удивленно смотрел на нас.
За два дня до этого Доктор Боб сказал мне: «Если мы с тобой собираемся оставаться трезвыми, нам лучше чем-нибудь заняться». И тотчас же позвонил в городскую больницу Акрона и попросил позвать к телефону медсестру из приемной. Он объяснил ей, что у него и еще одного человека из Нью-Йорка есть лекарство от алкоголизма. Нет ли у нее какого-нибудь пациента-алкоголика, на ком его можно было бы испытать? Давно знакомая с Бобом, она шутливо ответила: «Полагаю, Доктор, вы уже попробовали его на себе?»
Да, у нее был такой пациент – один франт. Он только что к ним прибыл, но успел подбить глаз двум медсестрам, и его привязали к кровати. Сгодится ли он им? Доктор Боб, прописав необходимые лекарства, приказал: «Поместите его в отдельную комнату. Мы придем, как только его рассудок прояснится».
Казалось, мы не произвели на Билла особого впечатления. С несчастнейшим видом он устало выдавил: «Хорошо, для вас, парни, это работает чудесно, но мне не поможет. Мой случай такой тяжелый, что я вообще боюсь выйти из больницы. И не стоит рекламировать мне религию. Одно время я был в церкви дьяконом и до сих пор верю в Бога. Но, по-моему, Он в меня особо не верит».
Тогда Доктор Боб сказал: «Ладно, Билл, может, завтра тебе будет лучше. Тебе хотелось бы снова нас увидеть?»
«Конечно, хотелось бы», – ответил Билл. – «Может, от этого и не будет никакого толка, но мне все равно приятно будет увидеть вас обоих. Вы явно знаете, о чем говорите».
Заглянув к нему позже, мы обнаружили, что к Биллу пришла его жена, Генриетта. Он живо указал на нас со словами: «Вот те парни, о которых я тебе говорил; они меня понимают».
Затем Билл поведал нам, что провел почти всю ночь без сна. В пучине депрессии каким-то образом родилась новая надежда. В его мозгу сверкнула мысль: «Если они это могут, я тоже могу!» Снова и снова он повторял это себе. В конце концов, надежда превратилась в убежденность. Теперь он был уверен в правильности решения, и его охватила огромная радость. Наконец, душа его наполнилась покоем, и он заснул.
Прежде чем мы их покинули, Билл внезапно повернулся к своей жене и сказал: «Принеси мою одежду, дорогая. Сейчас я встану, и мы пойдем отсюда». Билл Д. вышел из той больницы свободным человеком и никогда больше не пил.
В тот самый день возникла первая группа АА. (Теперь – продолжение истории Билла Д.)

Два-три дня спустя после моего знакомства с Доком и Биллом я, наконец, принял решение препоручить свою волю Богу и стараться как можно лучше выполнять их программу. Их слова и действия вселили в меня некоторую уверенность, хотя и не абсолютную. Я не боялся, что программа не сработает, но все еще сомневался, смогу ли я ее придерживаться. Тем не менее, я пришел к заключению, что хочу этого и готов с Божьей помощью приложить к тому все усилия. И сразу же я действительно почувствовал огромное облегчение. Я знал, что у меня есть помощник, на которого можно положиться и который не подведет. Если я могу держаться за Него и слушать Его, я буду это делать. Помню, когда парни вернулись, я сказал им: «Я обратился к Богу и сказал Ему, что готов поставить Его царство на первое место, выше всего остального. Я уже сделал это и хочу снова сделать в вашем присутствии, и отныне я готов, не стыдясь, сказать это где и когда угодно». Это заявление определенно наполнило меня уверенностью, и у меня очень полегчало на душе.
Я также помню, что сказал им, что мне будет чудовищно трудно, потому что у меня есть и другие пороки – я курю, играю в покер, а иногда и на скачках. Они ответили: «Но ведь в настоящее время твое пьянство вызывает больше проблем, чем что бы то ни было, не так ли? Ты полагаешь, что будешь делать все возможное, чтобы излечиться от него?» – «Да», – вынужден был согласиться я, – «вероятно, буду». Тогда они сказали: «Давай забудем обо всем остальном, то есть не будем пытаться избавиться ото всех пороков сразу, и сосредоточимся на пьянстве». Разумеется, мы проанализировали довольно большое количество моих неудач и произвели некую моральную инвентаризацию. Это было не очень трудно, так как у меня было ужасно много недостатков, которые были для меня вполне очевидны. После этого они сказали: «Да, вот еще что. Тебе следует пойти и предложить эту программу кому- нибудь еще, кто в ней нуждается и захочет ее принять».
Само собой, на тот момент мой бизнес практически не существовал. У меня ничего не было. Естественно, довольно долго мое физическое состояние также оставляло желать лучшего. Год или полтора ушло на то, чтобы вновь почувствовать себя здоровым, и мне было не так-то легко. Но скоро я стал общаться с людьми, с которыми был когда-то дружен, и, прожив в трезвости совсем недолго, обнаружил, что они начали вести себя по отношению ко мне так же, как в прошлые годы, до того, как я стал плохим. Из-за этого я не придал особого значения улучшению своего финансового положения. Большую часть своего времени я посвящал восстановлению этих дружеских связей и искуплению своей вины перед женой, которой я причинил много боли.
Трудно оценить, сколько благ дали мне АА. Я действительно хотел принять программу и жить в соответствии с ней. Я заметил, что другие, кажется, получают такие свободу и счастье, какие, по-моему, хорошо бы иметь каждому человеку. Я пытался выяс- нить, почему. Я знал, что существует что-то еще, чего у меня нет. Помню, как однажды, через неделю или две после моего выхода из больницы, Билл гостил у нас и беседовал со мной и моей женой. Мы сидели за ланчем, и я слушал и старался понять, почему они чувствуют такую легкость. Билл посмотрел на мою жену и сказал: «Генриетта, Бог сотворил для меня такое чудо, исцелив от этой страшной болезни, что теперь я хочу просто говорить об этом с другими людьми».

Я подумал, что, наверное, нашел ответ. Билл был очень- очень благодарен за избавление от кошмара и приписывал эту заслугу Богу. Он был так благодарен, что жаждал рассказывать об этом людям. Это предложение – «Бог сотворил для меня такое чудо, исцелив от этой страшной болезни, что я теперь хочу просто говорить об этом с другими людьми» – золотые слова для АА и для меня.
С течением времени мое здоровье, естественно, начало восстанавливаться, и я стал человеком, которому не нужно вечно прятаться от людей, и это было просто чудесно. Я все еще хожу на собрания, потому что мне это нравится. Там я встречаюсь с
людьми, с которыми мне нравится беседовать. Другая причина, почему я туда хожу, заключается в том, что я до сих пор благодарен за прожитые хорошие годы. Я так благодарен программе и живущим по ней людям, что все еще хочу посещать собрания. И потом, вероятно, самое чудесное, что я узнал в АА – я много раз видел это в журнале «Грейпвайн», люди говорили мне это лично, и я слышал это от выступающих на собраниях – это следующее утверждение: «Я пришел в АА только за трезвостью, но именно благодаря этому обрел Бога».

На мой взгляд, это – самое чудесное, что может сделать человек.

Свернуть

[jiffkha]

(2)

БЛАГОДАРНОСТЬ В ДЕЙСТВИИ

"В июне 1924 года мне было шестнадцать, и я только что окончил среднюю школу в Шербруке, провинция Квебек. Кое-кто из моих друзей предложил пойти куда-нибудь выпить пива. До этого я никогда не пробовал ни пива, ни другого спиртного. Даже не знаю, почему, ведь у нас дома всегда был алкоголь (должен заметить, что никого в моей семье не считали алкоголиком). Но я испугался, что приятелям не понравиться, если я не буду делать того же, что и они. Мне было не понаслышке знакомо то загадочное состояние, когда люди выглядят уверенными в себе, но на самом деле их гложет страх. У меня был довольно сильно развит комплекс неполноценности. Думаю, мне недоставало того, что мой отец называл «характером». Поэтому в тот ясный летний день в старой таверне мне не хватило смелости сказать «нет».
Я стал активным алкоголиком с того самого первого дня, когда выпивка произвела на меня совершенно особое действие. Я трансформировался в иную личность. Спиртное внезапно сделало меня таким человеком, каким я всегда хотел быть."

(2)

БЛАГОДАРНОСТЬ В ДЕЙСТВИИ

История Дейва Б., одного из людей, в 1944 году основавших группу АА в Канаде.

Полагаю, мне полезно будет рассказать историю своей жизни. Это позволит мне вспомнить о том, что я должен быть благодарен Богу и тем членам Сообщества Анонимных Алкоголиков, которые открыли его для себя раньше, чем я. Моя история напоминает мне, что я могу снова скатиться в ту пропасть, где уже побывал, если забуду о дарованных мне чудесных вещах и о том, что Бог – тот самый проводник, который помогает мне не сбиться с пути.
В июне 1924 года мне было шестнадцать, и я только что окончил среднюю школу в Шербруке, провинция Квебек. Кое-кто из моих друзей предложил пойти куда-нибудь выпить пива. До этого я никогда не пробовал ни пива, ни другого спиртного. Даже не знаю, почему, ведь у нас дома всегда был алкоголь (должен заметить, что никого в моей семье не считали алкоголиком). Но я испугался, что приятелям не понравиться, если я не буду делать того же, что и они. Мне было не понаслышке знакомо то загадочное состояние, когда люди выглядят уверенными в себе, но на самом деле их гложет страх. У меня был довольно сильно развит комплекс неполноценности. Думаю, мне недоставало того, что мой отец называл «характером». Поэтому в тот ясный летний день в старой таверне мне не хватило смелости сказать «нет».
Я стал активным алкоголиком с того самого первого дня, когда выпивка произвела на меня совершенно особое действие. Я трансформировался в иную личность. Спиртное внезапно сделало меня таким человеком, каким я всегда хотел быть.
Алкоголь стал моим каждодневным компаньоном. Поначалу я считал его другом; затем он превратился в тяжелую ношу, от которой я никак не мог избавиться. Оказалось, что он гораздо сильнее меня, несмотря на то, что много лет я мог в течение короткого периода оставаться трезвым. Я постоянно твердил себе, что тем или иным образом покончу с алкоголизмом. Я был убежден, что найду способ бросить пить. Я не желал признавать, что алкоголь играет в моей жизни очень важную роль. В самом деле, он давал мне нечто, что я не хотел терять.
В 1934 году пьянство принесло мне ряд несчастий. Мне пришлось вернуться из Западной Канады, потому что банк, в котором я работал, потерял ко мне доверие. Несчастный случай с лифтом стоил мне всех пальцев одной ноги и перелома черепа. Я провел много месяцев в больнице. Кроме того, из-за чрезмерного употребления спиртного у меня случилось кровоизлияние в мозг, что привело к полному параличу одной стороны тела. Наверное, я выполнил Первый Шаг в тот день, когда меня на скорой до- ставили в больницу. Ночная дежурная медсестра спросила меня:
«Мистер ДБ., почему вы так много пьете? У вас прекрасная жена, замечательный сынишка. У вас нет причин столько пить. Почему же вы это делаете?» И я впервые в жизни дал честный ответ: «Я не знаю. Действительно не знаю». Это произошло за много лет до того, как я узнал о Сообществе.
Вы можете подумать, что я мог бы сказать себе: «Раз алкоголь вызывает столько проблем, я брошу пить». Однако я находил бесчисленные доводы, чтобы доказать самому себе, что мои неприятности никак не связаны со спиртным. Я говорил себе, что это злой рок, что все против меня, что все идет не так. Иногда я думал, что Бога вообще нет, ведь если бы он существовал, как говорят другие, он бы со мной так не обошелся. В то время я очень жалел себя.
Мою семью и начальство беспокоило мое пьянство, но я стал довольно самонадеянным. На наследство, доставшееся мне от бабушки, я приобрел «форд» 1931 года выпуска, и мы с женой решили съездить в Кейс Код. На обратном пути мы остановились
у моего дяди в Нью-Эмпирике. Когда моя мать умерла, дядя взял меня под свое крылышко, и потому моя судьба была ему небезразлична. Он сказал мне: «Дев, если ты не будешь пить целый год, я подарю тебе тот «форд»-родстер, который недавно купил». Мне ужасно нравилась эта машина, поэтому я тут же пообещал, что год не буду пить. Я и вправду собирался сдержать слово. Тем не менее, прежде чем мы достигли канадской границы, я уже снова запил. Я был бессилен перед алкоголем. Я начинал понимать, что никак не могу ему противостоять, хотя и продолжал отрицать этот факт.
В 1944 году я встретил Пасху в тюрьме в Монреале. К тому времени я пил уже для того, чтобы убежать от тех ужасающих мыслей, которые приходили мне в голову всегда, когда я был достаточно трезв, чтобы осознавать свое положение. Я пил, чтобы не видеть, во что превратился. Я уже давно потерял новую машину и работу, которой отдал двадцать лет своей жизни. Меня трижды помещали в психиатрическую клинику. Видит Бог, я не хотел пить, но, к величайшему моему отчаянию, дьявольская карусель продолжала крутиться.
Я спрашивал себя, чем закончится этот кошмар. Меня переполнял страх. Я боялся рассказать другим о том, что чувствую, чтобы они не подумали, что я сошел с ума. Я был ужасно одинок, полон жалости к себе и напуган. Что самое худшее, я пребывал в глубочайшей депрессии.
Тогда я вспомнил, что моя сестра Джин давала мне одну книгу – о таких же безнадежных пьяницах, как и я, которые нашли способ бросить пить. Как там говорилось, они научились вести обычную человеческую жизнь: вставать по утрам, ходить на работу и возвращаться домой под вечер. Это была книга об Анонимных Алкоголиках.
Я решил связаться с ними. Так как в то время А были не так известны, найти их в Нью-Йорке оказалось весьма трудным делом. В конце концов, я отыскал одну женщину, Бобби.
Она произнесла слова, которые я, надеюсь, никогда не забуду:
«Я – алкоголик. Мы выздоровели. Если хочешь, мы поможем тебе». Она рассказала мне о себе и добавила, что многие другие пьяницы тоже воспользовались этим методом, чтобы завязать. Больше всего меня впечатлил тот факт, что эти люди, живущие за пятьсот миль от меня, беспокоятся обо мне настолько, что хотят попробовать помочь мне. А я так жалел себя, убежденный, что всем наплевать, жив я или мертв.
Я был очень удивлен, когда на следующий день мне прислали по почте экземпляр Большой Книги. После этого каждый день на протяжении примерно года я получал письмо или записку от Бобби, Билла или кого-либо из других сотрудников бюро по обслуживанию в Нью-Йорке. В октябре 1944 года Бобби написала мне: «Ты кажешься нам очень искренним, и отныне мы будем рассчитывать на то, что ты будешь развивать Сообщество А там, где живешь. Прилагаю некоторые запросы, поступившие к нам от алкоголиков. Мы думаем, что теперь ты готов взять на себя эту ответственность». Я обнаружил около четырехсот писем, на которые ответил в течение последующих недель. Скоро начали приходить отклики.
Найдя решение своей проблемы, и преисполнившись энтузиазма, я сказал своей жене, Ори: «Теперь ты можешь уйти с работы; я позабочусь о тебе. С этого момента ты займешь то место в нашей семье, которое тебе причитается». Однако жене было виднее, и она ответила: «Нет, Дев, я еще поработаю с годик, а ты пока спасай своих пьяниц». Именно этим я и занялся.
Сейчас, оглядываясь назад, я вижу, что все делал неправильно; но, по крайней мере, я начал думать о ком-то еще, кроме себя. У меня стало появляться немного того, чего я теперь полон – чувства благодарности. Я испытывал все большую благодарность к тем людям из Нью-Йорка и тому Богу, к которому они обращались, но до которого мне было трудно достучаться. (Однако я осознавал, что должен искать ту Высшую Силу, о которой мне говорили).
В Квебеке я тогда был совсем один. С прошлой осени действовала группа в Торонто, и еще был один член АА, живший в Виндзоре, который ездил на собрания на другой берег реки, в Детройт. Вот вам и все канадское Сообщество АА на тот момент.
Однажды я получил письмо от жителя Галифакса, который писал: «Один мой друг, алкоголик, работает в Монреале, но сейчас он в сильнейшем запое и находится в Чикаго. Когда он вернется в Монреаль, мне хотелось бы, чтобы вы с ним побеседовали».
Я приехал к этому человеку домой. Его жена готовила обед, их маленькая дочка крутилась возле нее. Сам он, одетый в бархатную куртку, удобно устроился в кресле в гостиной. Мне доводилось встречать немногих людей из высшего общества. Первой моей мыслью было: «Что здесь происходит? Этот мужчина – не алкоголик!» Джек был человеком приземленным. Он любил подискутировать на темы, связанные с психиатрией, и понятие Высшей Силы особо ему не импонировало. Тем не менее, с той нашей встречей в Квебеке родилось А.
Сообщество начало расти, особенно после того, как весной 1945 года о нем написали в журнале «Гэзетт». Я никогда не за- буду тот день, когда со мной пришла повидаться Мэри – первая наша женщина, которая вступила в Сообщество. Она была очень стеснительной, робкой и замкнутой. Она узнала об АА из той статьи в «Гэзетт».
В течение первого года все собрания проходили у меня. Дом был полон народу. Вместе с алкоголиками приходили и их жены, хотя мы и не пускали их на свои закрытые собрания. Они сидели в спальне или на кухне, где готовили кофе и закуски. Полагаю, они спрашивали себя, что выйдет из нашей затеи. И все же были так же счастливы, как и мы.
Первые два франкоговорящих канадца открыли для себя АА в моем доме. Благодаря тем собраниям появились все ныне существующие франкоязычные группы.
Когда первый год моей трезвости подходил к концу, жена согласилась уйти с работы, если я найду себе какое-нибудь место. Я думал, что это будет легко. Все, что нужно сделать – это сходить на собеседование, и я смогу должным образом обеспечивать свою семью. Однако я искал работу много месяцев. Денег у нас было немного, и я тратил последнее на поездки то туда, то сюда, обращаясь по разным объявлениям и встречаясь с различными людьми. Я все больше и больше падал духом. Наконец, один член А сказал мне: «Дейв, почему бы тебе не устроиться на авиационный завод? Я знаю там одного парня, который мог бы тебе помочь». Так я получил свою первую работу. Действительно, есть Высшая Сила, которая заботится о нас.
Одно из фундаментальных положений, которые я усвоил – необходимость распространять наши идеи среди других алкоголиков. Это означает, что я должен больше думать о других, чем о себе. Самое важное – применять принципы программы во всех своих делах. На мой взгляд, вот к чему сводится деятельность Сообщества Анонимных Алкоголиков.
Я никогда не забуду один отрывок, который впервые прочел в Большой Книге, присланной мне Бобби: «Откажись от самого себя в пользу Бога, как ты Его понимаешь. Признайся в своих изъянах Ему и своим товарищам. Расчисти завалы твоего прошлого. Свободно делись тем, что обретаешь, и присоединяйся к нам». Это очень просто, хотя и не всегда легко. Но сделать это можно.
Я знаю, что АА никому не дает никаких гарантий, но я также знаю, что в будущем мне не нужно будет пить. Я хочу продолжать вести ту мирную, безмятежную и спокойную жизнь, которую нашел. Сегодня я снова обрел дом, который потерял, и женщину, на которой женился, когда она была еще так молода. У нас родилось еще двое детей, и они считают, что их папа – важная персона. В моей жизни есть все эти чудеса – люди, которые значат для меня больше, чем что-либо другое в этом мире. Я сохраню все это, и мне не нужно будет пить, если я буду помнить одну простую вещь: нужно вложить свою руку в руку Бога.

Свернуть

[jiffkha]

Брайан. Вступил в А.А. в возрасте 22 лет

"...Много усилий я потратил, пытаясь вести себя так, чтобы другие не смогли заметить последствия алкоголя. Алкоголь всё в большей мере вызывал во мне депрессию. Приходила мечта — жить бы на берегу где-нибудь на Виргинских остравах (с тех пор как я начал пить, я никогда не уезжал из родного города). Вот вдруг захотелось жить на берегу какого-нибудь из Виргинских островов и пить ром до тех пор, пока не умру. Мне казалось, это звучало трагично и романтично. Ещё я надеялся, что заболею смертельной болезнью и тогда, следовательно, смогу пить так, как хочу и никто не будет из-за этого ко мне приставать потому, что всё равно я умру. Не знал я о том, что как раз алкоголизм и является смертельной болезнью и, что со временем он может убить меня...."

Брайан. Вступил в А.А. в возрасте 22 лет

«Четвертого июля я был вознагражден независимостью от алкоголя».
Я родился и вырос в очень строгой американской семье ирландского происхождения. Я никогда не получал штрафов за вождение машины в нетрезвом состоянии и только один раз управлял автомобилем под воздействием алкоголя. Я никогда не терял работу, не разводился, и у меня всегда было много друзей и собутыльников. Я не был бродягой, бездомным и даже не походил на такого. Все это говорило мне мое чувство противоречия. Я очень просто разрешал возникавшие в моей жизни неприятности, ставя их в вину моему отцу, моей девушке или моему начальнику. Я смотрел на людей в А.А. и думал, что может быть, я бы остановился, если бы был постарше и столь же опустившимся, как они. Я говорил: «Вам легко призывать: перестань пить. Но мне только 22 года».
В начальной школе я был алтарным мальчиком и членом отряда бойскаутов. Имел награду от районного прокурора за гражданскую примерность, и вообще был «пай-мальчиком». Когда я начал пить, то вскоре нашёл группу ребят своего возраста, которые стали моей компанией. Мы много пробовали всякого и забавлялись. С переходом в среднею школу я стал чаще пить, по крайней мере по субботам и воскресеньям. Я сразу нашёл работу на неполный рабочий день, чтобы были деньги на мои забавы. Я решил, что деньги на выпивку никогда не должны кем-то контролироваться, и с тех пор я никогда не был без работы. Неожиданно после многочисленных гулянок и попоек я уже не был «пай-мальчик», а стал «своим в доску».
К выпускному году обучения в школе у меня были довольно хорошенькие подружки и я много бывал в компаниях и на концертах рок-музыки. А с другой стороны алкоголь уже начал влиять на мою жизнь. С усилением моего пьянства отметки в школе неуклонно ухудшались. Я уже больше не занимался спортом или в каком — либо школьном кружке, и хотя я работал 25 часов в неделю, у меня никогда не было денег. Центр моих интересов сместился со здоровых юношеских увлечений на пьянку. Я пил и/или принимал какие — нибудь наркотики каждый день, страдал провалами памяти, начал лупить некоторых девушек, с которыми встречался.
Окончив среднюю школу, я пошел учиться в колледж, но с тех пор, как я разведал все местные кабаки, я редко ходил на занятия. Очень даже скоро я понял, что никогда не справлюсь с той работой, которую мне надлежит делать в колледже. Я бросил учёбу и стал работать конторским служащим в одном из больших банков Нью-Йорка. С возрастанием доходов усилилось и моё пьянство. Вскоре на работе я встретил людей, которые, как и я, ходили по вечеринкам. Прошло совсем немного времени как я стал выпивать перед работой, во время обеда, после работы, перед тем, как сесть в поезд и ехать домой, и после ужина в местном баре.
Некоторые вечера были весёлыми, но забавы и веселье не были столь частыми, как прежде в школе. В пьяном ступоре я, бывало, выделывал такое, что обижало и ставило в затруднительное положение меня самого и моих друзей. Вставая на следующий день с постели (иногда после полудня), я был переполнен чувствами стыда и вины, которые, как я считал, можно было приглушить только одним — выпивкой. Всё чаще и чаще алкоголь ставил меня в такие ситуации, в которые я не хотел попадать. Я даже начал думать, что может быть, я не в своем уме, и что только благодаря выпивке я как-то ещё держусь. Родители без конца грозили прогнать меня из дома.
Казалось, мне всё нипочём. Я, конечно, горевал бы о том, что меня прогнали из дома, что потерял свою девушку или работу, но всё же главным было напиться. Круг моих друзей сужался. Иногда я, бывало, стоял и выпивал в одиночку в каком-нибудь хорошем тихом баре, и если вдруг входил кто-то из знакомых, то обычно я не хотел заводить разговора, всё, что мне нужно было — это выпивка. Но я вёл себя так, как-будто я был рад их видеть потому, что я не хотел, чтоб они подумали, что у меня есть проблемы с выпивкой.
Много усилий я потратил, пытаясь вести себя так, чтобы другие не смогли заметить последствия алкоголя. Алкоголь всё в большей мере вызывал во мне депрессию. Приходила мечта — жить бы на берегу где-нибудь на Виргинских остравах (с тех пор как я начал пить, я никогда не уезжал из родного города). Вот вдруг захотелось жить на берегу какого-нибудь из Виргинских островов и пить ром до тех пор, пока не умру. Мне казалось, это звучало трагично и романтично. Ещё я надеялся, что заболею смертельной болезнью и тогда, следовательно, смогу пить так, как хочу и никто не будет из-за этого ко мне приставать потому, что всё равно я умру. Не знал я о том, что как раз алкоголизм и является смертельной болезнью и, что со временем он может убить меня.
Под конец я стал искать помощи избавиться от того, что мне казалось безумством. Я воображал, что могу кончить плохо: в психиатрической больнице, в смирительной рубашке, в палате, обитой войлоком. Психиатр, к которому я пришел, спрашивал об алкоголе и наркотиках. А мне хотелось говорить исключительно о других моих проблемах, а он всё продолжал расспрашивать об алкоголе и наркотиках. В конце концов он убедил меня попробовать посещать собрания А.А. Мои возражения основывались на моём возрасте и на том, что я еще не опустился на самое дно. Я сидел на собраниях, сравнивал и говорил себе: «Ну, я никогда не пил шотландское виски по утрам!» — или: «У меня никогда не было таких серьёзных неприятностей с полицией. Вот видишь ты не алкоголик!» Члены А.А. объяснили, что степень падения у всех людей разная и важно не то, сколько я пил, а как это на меня влияло.
Вскоре, вместо того, чтобы сравнивать детали, я сосредоточился на другом и увидел, что выступавшие испытывали те же чувства, что и я, и оказались в том же положение. Если моё падение было достаточно низким для меня, то тогда оно было достаточно низким и для А.А. «Единственным требованием для вступления является желание бросить пить», — сказали мне члены А.А. Поэтому я решил попробовать. Хотя я не был уверен, что я алкоголик, но я точно знал, что я «смертельно устал быть смертельно уставшим».
Я стал регулярно посещать собрания А.А. Я схватился за тот факт, что, не обязательно надо быть алкоголиком, чтобы посещать собрания А.А. У меня появилось желание не пить вотименно сегодня. У меня были номера телефонов, и я пользовался вниманием и заботой, которые мне оказывали другие члены А.А. Я испытал великолепное ощущение, когда начал понимать, что я не испорченный и слабовольный человек, а я — больной. И вот наконец на Четвертое июля я был вознаграждён независимостью от алкоголя. Я посетил 90 собраний за 90 дней и нашёл себе наставника. Я посетил множество собраний А.А. для новичков. Этим было положено хорошее начало. Я следовал всем советам как только мог и стал активно работать в А.А. Я стал успешно продвигаться по службе, и прошёл путь от простого служащего в банке до руководящего работника торгового отдела крупной посреднической фирмы. И хотя сейчас мои отношения с семьёй, друзьями и сотрудниками по работе далеки от совершенства и отнюдь не безоблачны, но они больше не портятся из-за моих выпивок и употребления наркотиков.
Сегодня я прежде всего член Товарищества А.А., посвятивший себя выздоровлению, служению и единству А.А. Но в то же время я свободен стать, кем захочу, без помех со стороны алкоголя.

Свернуть

[jiffkha]

Джеф
вступил в А.А. в возрасте 25 лет

«Спасительное прибежище...»

Как только я сошёл с автобуса компании «Трэйлвей» и вступил на заснеженную землю Новой Англии, так сразу же оказался в крепких объятиях моей матери, которая меня поцеловала и представила своему другу из А.А. — мужчине старше меня по возрасту, пар от дыхания которого зависал в холодном воздухе. Будучи слегка «под мухой» с помощью бутылки с «бухалом», спрятанной в моей походной сумке, я не очень церемонился с мистером А.А. и попросил объяснить, куда это он поедет на своём автомобиле (дом моей матери был в другом направлении), но он меня проигнорировал.

Я не брыкался и не орал, когда они распахнули передо мной дверь местного центра детоксикации. Я был слишком умён, чтобы допустить такое. Я гордился тем фактом, что получил образование в интернатах и колледже. Ладно, чтоб отстала мать, я приглушу свою гордыню на эти пять дней лечения, а потом заберусь в автобус и отправлюсь обратно в город. Когда я увидел старшую медсестру, то быстро «нырнул» в туалет, чтобы сделать последний глоток из бутылки. Правилом моей жизни было — в любом случае прятать свою выпивку.

Большинство людей, «просыхавших» в детоксе, были старше меня. Они бродили по комнатам, одетые в купальные халаты и в бумажных тапочках на ногах. Там был один беззубый старик по имени Джо, так он мне все уши прожужжал своими «военными рассказами»: «Алкоголь дал мне крылья для полёта, а потом отнял небо...» — «Да, ты прав, Джо», — говорил я, глядя на шрамы на его лице. Помогали убивать время шашки и телевизор. Мы много ели всякого печенья, много пили кофе и смотрели фильм под названием «Разговор у доски» — о священнике с мелом у классной доски, который рассказывал о том как употребление алкоголя влияет на человеческий организм.

После выписки из детокса я заверил свою мать, что в моём последующем лечении в реабилитационном центре в штате Вермонт не может быть и речи: я не обязан торчать там целых три недели! Моя подружка ждёт — не дождётся когда явится домой её герой — трезвенник. Я обещал посещать собрания А.А. в городе. На обратном пути в автобусе я восхищался ювелирными украшениями, которые я стащил у матери из шкатулки. Она всегда говорила, что, когда я женюсь, то она мне даст кое-что из них, поэтому, я полагал, почему не взять своё сразу? На самом деле правда заключалась в том, что я не хотел работать, чтобы содержать себя и мою подругу, хотя мы и жили вместе. Часть драгоценностей можно было заложить, чтоб было чем платить за спиртное, но не за квартиру. Мне кажется, что тогда я относился к жизни так, словно общество было обязано меня содержать.

Моя подруга работала в ночных клубах танцовщицей в кордебалете, так что вечера у меня были свободными и я мог посещать собрания А.А. и я решил посетить его, чтобы подруга не наседала на меня. Прокуренный подвал церкви не соответствовал моему представлению о том, как надо проводить субботний вечер. Я чуть не свалился со своего места, когда какой-то старый кретин похлопал меня по плечу и выдал: «Привет! Меня зовут Эл. Крепко держись за свой стул, поскольку тебе предстоит величайшее путешествие в твоей жизни — не пей первой рюмки, ходи на собрания и станет лучше». Потом он поднялся с места и сказал: «В здоровом теле – здоровый дух», — и сказал это так, что меня передёрнуло. Я опять оказался в какой-то жуткой школе, со всезнающими учителями, которые собрались читать мне нотации. Большой неприятностью в этой школе было то, что ты её никогда не окончишь. Достаточно одного взгляда на слово «Бог» в Двенадцати Шагах, висевших на стене, как священный свиток, чтобы для меня стало ясно, что не моё это место — данное Товарищество разочарованных душ. Пусть старики и старушки находят для себя в А.А. новую семью и религию взамен потерянных ими. Им нужна какая-то утешительная награда за то, что они в жизни потеряли. Я слишком молод, чтобы навсегда поклясться не пить спиртное и пойти на лужок жевать травку. Я не мог разделить страдания одного выступающего, который из-за алкоголя потерял всё: семью и служебную карьеру, насколько я мог понимать, моя жизнь ещё не начиналась. У меня были большие планы, я намеревался совершить много дел, поездить, повидать людей. Конечно, дела были заброшены, пока я «учился» пить без проблем, но всё это должно было скоро измениться, как только люди поймут какой я чудный парень. Старый Эл называл алкоголизм болезнью-убийцей – пугающие слова, которые влетали в одно ухо и вылетали из другого. На каждое место в этой комнате, считая и моё, приходится бесчисленное множество людей, повсюду убивающих себя алкоголем.

Задним умом, конечно, можно всё понять: головой своей я понимал, что мне нужна программа А.А., но своим нутром не очень сильно хотел связываться с этим. Это ж невозможно себе представить — никогда не ходить ни в какую компанию?! Спиртное давало мне возможность (или мне так казалось) быть всем для всех, не обязывая никого взглянуть на то, кто же этот Джеф на самом деле. Я хотел прожить бурно, умереть молодым, оставив после себя симпатично выглядевший труп, над которым бы все рыдали на моих похоронах, если до этого дойдёт дело. Я решил не появляться больше на собраниях А.А. и жить в тёмной комнатёнке моей подруги, пьянствуя и смотря телевизор. Бывало, раздвинув шторы, я глядел из окна на нормальных, идущих на работу людей, и ненавидел себя. Казалось вполне нормальным воровать продукты питания в универсаме и врать подруге, что я их купил.

Я негодовал по поводу её лёгких денег, достававшихся ей в качестве чаевых, и в то же время не стеснялся покупать на них себе пива, чтоб продержаться утром, и бутылку чего-нибудь крепкого, что приводило к круглосуточному пьянству. Однажды среди ночи, в порыве гнева на то, что пробудили от пьяного сна, я пробил кулаком раздвижные стеклянные двери в её спальне. Я пил и в приёмной скорой помощи перед тем, как дежурный хирург наложил 38 швов на мои руки. Однажды ночью я не ложился спать и пил в преддверии осмотра для поступления в вытрезвитель, принадлежащий городу. Служащий вытрезвителя выделил мне койку в палате. Всю ночь алкоголики стонали, а другие в это время блевали в свои ведра. В миг просветления на ум пришёл старый Эл: «Оставаться трезвым легче, чем стать трезвым». Однажды утром, после кошмара аутизма, находясь абсолютно безо всяких лекарств, я услышал голоса хора в церкви, находившейся на другой стороне двора, которые звучали как пение ангелов на Жемчужных вратах рая. Пятью днями позже консультант вытрезвителя усадил меня у себя в кабинете, чтобы сообщить мне сухие факты о выписавшихся пациентах. Статистика показывала, что из 35 выписавшихся, 34 возвращаются назад сюда же пьяными. Я прореагировал на это так: я покажу им, что я могу решить этот вопрос раз и навсегда. Пусть увидят, что я не приду больше в этот свинушник. Но когда они меня выпустили, я сделал как раз не то, что я собирался сделать: купил бутылку, чтобы отметить... Вскоре после этого моя подруга потеряла ко мне всякое доверие и попросила меня забрать мои вещи из её дома.

К счастью (говорят, что Бог любит детей и пьяниц), было одно место, где я мог остановиться. Отец настаивал, чтобы я ходил в А.А., иначе он найдёт мне тяжёлую работу с бригадой строителей. Мне предложили, и я посетил за 90 дней 90 собраний А.А. Мне сказали, что если и после этого я захочу пить, то и тогда можно будет облегчить мои горести. И хотя я бросил ходить в А.А. и пил ещё какое-то время после этих 90 дней, в моей душе семена А.А. дали живительные ростки.

Я не пил этой самой первой рюмки по одному дню каждый раз, и меня стало тянуть в помещение А.А., как в спасительное прибежище от искушений коварных городских улиц, напичканных барами и винными магазинами. Я старался не сравнивать мой молодой возраст или мою собственную историю с тем, что рассказывали другие члены А.А. Единственное необходимое условие для членства в А.А. — это желание бросить пить. Я старался отыскать в себе чувства, сходные с чувствами людей, с их силой духа и надеждами, делившихся пережитым, чтобы самим оставаться трезвыми. Новичок узнаёт в А.А., что он не должен больше пить. Мне было трудно попросить кого-либо о помощи, и я долгое время не просил, но продолжал появляться на собраниях А.А., и людям стало не хватать меня, когда я не приходил. Нигде мне не уделяли столь много внимания, и даже награждали меня аплодисментами за откровения о том, как скверно быть пьяным. Я стал замечать среди сидящих со мной в первом ряду людей моего возраста и младше. Когда ветераны сказали мне, что это просто здорово, что я понял предназначение А.А. молодым и тем избавил себя от всяких «всё ещё», то я перестал осуждать, критиковать, и жаловаться, и за это ко мне начали относиться с благодарностью. Жизнь моя стала настолько лучше, что я, новичок А.А., даже не надеялся на такую перемену. Знайте все: А.А. работает!

Свернуть

[jiffkha]

Меня зовут Мэри...
Меня зовут Мэри, и я алкоголичка (лесбиянка).

Я алкоголичка. Мне 27 лет. Я женщина. Я лесбиянка. Я сохраняю трезвость в прекрасном Товариществе А.А. вот уже в течение 17 месяцев, и впервые за много лет своей жизни я вижу себя улыбающейся, смеющейся и по-настоящему любящей других людей.

После десяти лет пьянства, ужасов, одиночества и отчаяния жизнь привела меня на первое собрание А.А. В первые несколько месяцев моей трезвости я пыталась следовать советам, ходила на многочисленные собрания, присоединилась к группе и нашла наставницу, чью трезвость я уважала. Но в это же самое время я жила в страхе – страхе того, что станет известно о моих гомосексуальных пристрастиях, что я буду отвергнута моими друзьями по Товариществу, в страхе, что вынуждена буду самостоятельно справляться со своей болезнью — алкоголизмом. Этот страх настолько близко подвел меня к моей первой рюмке, что я поверила в то, что я никогда не смогу сохранить свою трезвость, которую я так долго и безнадежно желала. Я стала подозрительно относиться к своим друзьям по А.А. По-моему, мои страхи стали куда большей проблемой, нежели мой алкоголизм.

Наконец я услышала, как ведущий собрания спросил: «Готовы ли вы идти на всё, чтобы сохранить свою трезвость?» Готова ли я? Кто смог бы понять мою ситуацию? Кому я могла доверять?

Доведённая до отчаяния, я пошла к своей наставнице. Я кричала, покрывалась испариной, меня всю колотило. Но слова, которые я ненавидела, вырывались сами собой, медленно и мучительно. Я села, в ожидании неприятных слов или осуждающего взгляда.

Моя наставница улыбнулась мне и сказала, что она просто такой же алкоголик, как и я, и только поэтому она могла бы мне помочь.

Каждый вечер перед сном я благодарю свою Высшую Силу за эту Программу, которая спасла мне жизнь, за Программу, в которой «главным являются принципы, а не личности». «Единственным условием для членства в А.А. является желание бросить пить» говорит наша Третья Традиция, и здесь, в А.А., есть место любому человеку, который просит о помощи. Это место для меня. Я думала, что я особенная и что мне не к кому обратится за помощью в этом мире. Но благодаря А.А. я нашла путь к счастливой и полноценной жизни.