О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа — время от рассвета до открытия магазинов!
Венедикт Васильевич Ерофеев. " Москва-Петушки"
Приблизительно с 2002 и по 2007 годы, в моей жизни непрестанно присутствовала книга. Это была не просто книга, а настольная книга. Фразу "настольная книга" следует понимать буквально. Настольная книга - есть книга, постоянно находящаяся на столе. Она обыкновенно просто лежит, а факт ее присутствия здесь и факт ее существования в принципе, радует глаз и делает бытие весомым. Не говоря уже о том, что сам факт присутствия книги в эпицентре хаоса делает бытие весомым по определению. Настольная книга очень удобная вещь и я склоняю голову перед человеком, придумавшим однажды этот замечательный термин : "Настольная книга". Интересное наблюдение - если подходить к ней раз в месяц и ласково стирать с нее пыль, сознание немедленно начинает заполнять огромнейшее и величайшее чувство собственной значимости и гордости за дела мои славные. В нем нет ни капельки лжи или просто неискренности - это совершенно ясное и светлое чувство! Конечно, безусловно - можно взять салфетку и тщательно протереть от пыли все, на что падает глаз. Но эффект...!? Эффект уже будет не тот. " Будь верен в малом", - такое однажды я услышал где-то и когда-то и я был верен. Вот только попробуйте сказать мне от том, что это не так! Конечно так. Более того - вся моя жизнь со всем ее хаосом, ненужностью и отверженностью ни что иное, как глупая шутка. Но когда в ней есть место ритуалу - это уже совершенно другая песня. Особенно, когда в центре ритуала находится Книга!
Но это пока не все. Это пока только начало. Я и раньше знал о том, что книги можно читать. Но о том, что книги читать нужно я узнал только тогда, когда "Настольная книга" решительно вошла в мою жизнь. Ну конечно же их читать нужно. Необходимо. Хотя-бы раз в год. Ну, или по мере надобности. Это увязывает воедино ритуал, книгу и знания. Такой подход возвеличивает и придает весомости всем составляющим цепочки. Поэтому я ее читал. Более того - она была моим светочем. А как иначе? Нужно же человеку во что-то верить. Когда в твоей жизни все наперекосяк, а мир вокруг наполнен исключительно мерзкими тварями или просто заурядными негодяями; когда все куда-то движется, но движется совершенно не туда куда нужно; когда ты отчаявшись решаешь наконец сделать однажды одолжение Господу и бухнувшись на колени вздымаешь руки в небеса моля Его о помощи, получив которую понимаешь - это совершенно не то, что ты заказывал и весь этот промысел в корне не правильный, тогда в твоей жизни обязательно появляется место еще и для для светоча. Мой светоч меня вполне устраивал. Более чем устраивал. Он полностью соответствовал требованиям предъявляемым к ритуалу, светочу и познанию. Светочем моим была книга незабвенного Венедикта Ерофеева " Москва- Петушки". Что именно я находил в ней помимо моих пресловутых ритуалов? Да все! Разве может всеми покинутый, никем не понятый и трижды разнесчастный человек остаться равнодушным вот к этому?
"Мы жили душа в душу, и ссор не было никаких. Если кто-нибудь хотел пить портвейн, он вставал и говорил: «ребята, я хочу пить портвейн». А все говорили: «Хорошо. Пей портвейн. Мы тоже будем с тобой пить портвейн». Если кого-нибудь тянуло на пиво, всех тоже тянуло на пиво.
Прекрасно. Но вдруг я стал замечать, что эти четверо как-то отстраняют меня от себя, как-то шепчутся, на меня глядя, смотрят за мной, если я куда пойду. Странно мне было это и даже чуть тревожно. И на их физиономиях я читал ту же озабоченность и будто даже страх… «в чем дело? — терзался я, — отчего это так?» "
А разве может человек чуткий и отзывчивый, не понять этого ?
"Обидно мне теперь почти до слез. Не потому, конечно, обидно, что к Курскому вокзалу я так вчера и не вышел. (это чепуха: не вышел вчера — выйду сегодня). И уж, конечно, не потому, что проснулся утром в чьем-то неведомом подъезде (оказывается, сел я вчера на ступеньку в подъезде, по счету снизу сороковую, прижал к сердцу чемоданчик — и так и уснул). Нет, не потому мне обидно. Обидно вот почему: я только что подсчитал, что с улицы Чехова и до этого подъезда я выпил еще на шесть рублей — а что и где я пил? И в какой последовательности? Во благо ли себе я пил или во зло?"
А человек познавший жизнь, разве останется безучастным к такому ?
" И пил уже не так, как пил у Карачарова, нет, теперь я пил без тошноты и без бутерброда, из горлышка, запрокинув голову, как пианист, и с сознанием величия того, что еще только начинается и чему предстоит быть."
А человек - Человечище?! Человек - достоинство ? Способен не оценить такого ?
"Я остаюсь внизу и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы - по плевку. Чтоб по ней подыматься, надо быть жидовскою мордою без страха и упрёка, надо быть пи...расом, выкованным из чистой стали с головы до пят. А я — не такой."
Конечно поймет! Конечно оценит и не останется равнодушным! А куда ему в конце-концов деваться? Сокровищу такому. И вот это все, как человек непонятый и разнесчастный, как человек - Человечище, человек-достоинство, человек- мысль, чуткий и отзывчивый я и находил в ней. Ах да, совершенно забыл. Помимо всего вышеперечисленного, я еще великолепно справлялся с чтением чужих мыслей и предсказыванием грядущих событий. Не отнять! Честно благородное слово!
Вот сейчас я хочу сказать, что написал это вовсе не для того, что-бы тем или иным образом очернить имя давно ушедшего и бесспорно талантливого человека. Напротив - в глазах трезвого алкоголика эта книга несомненно кладезь. Именно она от первой страницы и до последней есть редчайший и исключительнейший по красоте образец того, что принято называть "алкогольным мышлением". Моим мышлением. Безумием, раз за разом заставлявшим меня хвататься за первый стакан, напрочь забыв о том, чем закончилась предыдущая пьянка. Мною правит безумие - это часть меня. И это не уйдет никогда. Ни в 5 ни в 10, ни в 20 лет трезвости. Единственное, что я могу для себя сделать - честно признаться себе в этом и продолжать учиться жить таким, каким меня сотворил Бог. Не напыщенно-унылым куском человеческого мяса, а с Богом в мыслях и с Богом в сердце. А это означает только одно - радость, счастье и свобода. На сегодня для меня это стало аксиомой. Нормой. Я больше не задаю себе идиотских вопросов типа : " А вдруг получится в этот раз не нажраться?", стоящих в одном ряду с вопросом: " Снимать ли мне штаны перед тем как справить нужду, или на этот раз так прокатит?" Не прокатит! Это я понимаю сейчас. Сейчас, когда я склонен со всей серьезностью осмыслить и прочувствовать вот это :
И даже это :"Детство Венедикт провёл по большей части в детском доме в Кировске на Кольском полуострове. Окончил школу с золотой медалью. Учился на филологическом факультете МГУ (1955—1957), в Орехово-Зуевском (1959—1960), Владимирском (1961—1962) и Коломенском (1962—1963) педагогических институтах, но отовсюду был отчислен. Долгое время жил без прописки, был разнорабочим (Москва, 1957), грузчиком (Славянск, 1958—1959), бурильщиком в геологической партии (Украина, 1959), сторожем в вытрезвителе (Орехово-Зуево, 1960), снова грузчиком (Владимир, 1961), рабочим ЖКХ стройтреста (Владимир, 1962), монтажником кабельных линий связи в различных городах СССР (1963—1973), лаборантом паразитологической экспедиции ВНИИДиС по борьбе с окрылённым кровососущим гнусом (Средняя Азия, 1974), редактором и корректором студенческих рефератов в МГУ (1975), сезонным рабочим в аэрологической экспедиции (Кольский полуостров, 1976), стрелком ВОХР (Москва, 1977)[3]. В 1976-м женитьба дала ему возможность прописаться в столице. "
Осмыслить, наконец то, о чем же все-таки мне - Денису-алкоголику, писал на страницах своей книги незабвенный Венедикт Васильевич Ерофеев, упокой Господи его душу и прости ему все его согрешения и даруй ему Царствие Небесное. Сегодня я уже точно знаю, что "самое бессильное и самое позорное время" в моей жизни началось тогда, когда я впервые поднял стакан. И когда сегодня кто-то рядом хочет "пить портвейн" или "пить пиво", я встаю и говорю : " Хорошо, ребята - пейте пиво или пейте портвейн. Если хотите, можете даже одеколон пить. Это не вкусно, поверьте, но иногда помогает. А я сегодня останусь трезвым. И мне класть все, что я только могу положить на все, что вы только можете об этом подумать. Даже если кто-то из вас вдруг искренне скажет мне : " Молодчина Дэн!" - я не услышу и этого. Почему? Да все просто - Это моя жизнь и это мой неоспоримый выбор""По словам Ерофеева, в 1972 году он написал роман «Дмитрий Шостакович», который у него украли в электричке, вместе с авоськой, где лежали две бутылки бормотухи."
конечно Бог 
добрый вечер 
