Сообщение
yakrevedko » 23 июл 2020, 20:29
Время от времени у меня глючит вход на форум, и можно проникнуть сюда только через прокси. Но на прошлой неделе мне было лень идти этими обходными путями, из-за душевного состояния. Поэтому внесу свое пережитое сюда в виде дневника, по старым записям, коль зашла сегодня.
Началось это в четверг, 16 июля.
Прости, приятель, иди.
Перед дорогой попей.
Неблизкий путь впереди,
Всё оставляй, не жалей.
Свой груз с собой не тащи,
Оставь эти слезы нам.
И где-то таймер пищит,
Должно быть, ждут тебя там,
Где можно в рёв голосить
И не окатят водой,
Крупинки солнца ловить,
Назначив главной едой.
Мурлыкать бодрый мотив,
От счастья, что боли нет.
А иногда, загрустив,
К нам заявляться во сне.
Чтоб почесали чуток
За ушком пальца крючком.
Лекарств не будет, дружок,
Шприцы теперь ни при чём.
Прости, старик, одному
Тебе придется ползти
Через дождливую тьму.
До радуги… ну, иди.
Потом было 17-е
Больше никогда. Безысходные слова, от которых веет мрачной предопределенностью. Потому они пугают до жути, пробирающей холодом до костей. Даже если то, что теперь «больше никогда» - прежде особой радости и не доставляло, просто было не очень ладно встроившейся в жизнь частью. Ну да, не особо нравилось, может. Но вдруг я не распробовала просто, и как говорится, что имеем – не храним. А теперь оно больше никогда.
Я разговариваю с комком костей и меха, почти невесомым. Комок еще смотрит на меня глазами, в которых уже потустороннее узнавание. Иногда он утробно стонет, но в целом, рвущих нутро страданий в нём не читается. Он тихо гаснет час за часом, похоже, ему надо уснуть и не проснуться, но он пока не может. Не хочет? Захожу в туалет и вижу кошачий лоток, в который он, скорее всего, больше никогда не дойдет. И больше никогда не надо будет проверять, куда ставишь ногу, идя по ковру. Из-за его проделок, по крайней мере, точно не надо будет. Просто так – можно. А не чтобы не вляпаться в кучу. На кухне – пустые уже миски. Правда, вода еще стоит, вдруг попьет, хотя, скорее всего, уже тоже – больше никогда. Глупо, он уходит, а я думаю об испорченном паласе. Вот что значит – слишком удерживать. Если бы не оттаскивали его все последние годы от того самого тоннеля, в конце которого свет, то была бы совсем другая память.
Засыпай, кот. До радуги осталось совсем чуть-чуть.
И 18-е
Вчера он пришел к нам в комнату, и долго-долго лежал. Он вообще редко бывал в нашей комнате. А вчера он, шатаясь, добрался и сюда. И какое-то время угасал еще и рядом со мной. Я смотрела на его худые бока, отмечая наличие дыхания. Ставила ему Вивальди, чтобы звучало что-то мелодичное и с ровным ритмическим рисунком, а не как я обычно люблю. Потом музыка кончилась, и он ушел. Но сам еще не завершился. Он был до этого утра, до 18 июля, примерно до 11 часов. Утром я сидела и ждала, когда он перестанет дышать, это было видно, что вот-вот. Последние выдохи были как чихи. И самый последний «кхххх». Я проверяла, есть ли сердцебиение, прикладывая ухо к груди, слышала свой бешеный пульс и удивлялась: «Надо же, как колотится! Он не дышит уже, а сердце колотится». А потом сообразила, что это – мое сердце.
Я несла его на руках, завернутого в тряпку. Как давно я его вот так нежно не носила на руках, прижимая к груди. Почему? Почему стала такой черствой и поломанной? Когда я перестала умиляться котикам, замечать их пушистость, и начала мрачно обзывать чрезмерно страстную любовь к кошачьим признаками токсоплазмоза? Но при этом, лечила его, даже научилась ставить уколы… сначала ему, а потом вообще всем желающим. Искала в интернете – что бы еще вколоть. И это ведь помогало. Но сейчас, и это сразу было понятно, никаких лекарств искать уже не надо, и колоть его не надо, и еще как-то иначе не надо мучить, даже ради: «Мы сделали все, что смогли». Он начал становиться всё тише и медленнее. А в четверг вдруг вышел из туалета, шатаясь. И так и шатался, пока мог еще ходить. И мы поняли, что начинаются проводы. А сегодня проводы закончились.
Я несла его в лес, и это было символично. Ведь почти 17 лет назад я же и принесла его в нашу жизнь.
Мы оставили его в лесу, под дубом. Положив его так, словно он спит, свернувшись клубком, в неглубокую ямку, а потом по очереди закидали землей. Сын сам, спонтанно, произнес над наспех сработанной могилкой речь, искреннюю и такую красивую, что я слов лишилась. Заплакал и положил сверху собранный букетик из цветков цикория.
А потом вернулись в дом, где больше нет кота.
Ba-dum-ba-dum-ba-doodly-dum-boo! (с) Мерилин Монро.
